МИФЫ НЬЮ-ЙОРКА: История с географией.

Часть четвертая. Маленький губернатор с большими проблемами, или Война 41-45-х годов.

Губернатор Виллем Кифт прибыл в Новый Амстердам на судне с экзотическим названием "Селедка". И вступил в должность 28 марта 1638 года, сместив предыдущего градоначальника, окончательно спившегося Вутера ван Твиллера. Последнему все это показалось диким до неприличия, поскольку Ван Твиллер только что закончил постройку своего дома на земле Flatlands (как мы уже говорили, ныне это Бруклинский район, дом губернатора сохранился до наших дней, являясь, вероятно, самой древней постройкой Нью-Йорка) и никак не был готов к переезду.
Его легко понять: представьте себе, что вы купили дом. Closing только закончился, сегодня вы въехали, но едва успели повесить на стену ковер "Олени у ручья и тучки на голубом небе", как вам уже надо его снимать - и валить куда подальше, в далекий Амстердам. Ван Триллер, понятно, немало выпил по этому поводу - и до такой степени, что уже не в силах был прокричать:"Карету мне, карету!" В состоянии полной невменяемости его погрузили на ближайший корабль, отходящий в Амстердам, а правильнее сказать - в Историю.
Новый губернатор Виллем Кифт тоже оказался не подарок. Вообще, в этом плане Нью-Йорку всегда везло, и один губернатор был другого лучше. Самое удивительное, что при таком ведении дел, городское хозяйство неизменно крепло и стремительно развивалось.
Взять того же Ван Твиллера. Прогрессирующий алкоголизм городского главы, казалось, только способствовал росту благосостояния жителей города. В 1635 году объем экспорта вырос до 134,925 гульденов. Пять каменных зданий-магазинов были построены в 1636 году, счастливые голландские дети пошли в школу имени Адама Рулантсена, а участок берега у Fresh Water Pond (ныне Maiden Lane) был отдан голландским хозяйкам. Они получили теперь площадку для просушки белья незамедлительно после того, как белье выстирывалось в вышеназванном пруду.
Город все плотнее окружали различные фермы, а в исключительно голландское население начали внедряться прочие национальности и даже расы.
Англичане медленно, но верно протоптали тропу из Коннектикута на южную оконечность Long Island. К 1635 году в городе появились первые негры и в том же году первый итальянец, венецианский торговец Питер Альберти, стал ново-амстердамцем. Кстати, евреи прибудут в Новый Амстердам летом 1654 года, уже при губернаторе Питере Стайвесанте. 
Последний тут же направит в Голландию петицию с просьбой выдворить евреев из города немедленно. Зная сегодня историю Нью-Йорка, трудно представить, что было бы с городом, получи Стайвесант положительный ответ с Родины.
Но вернемся к губернатору Кифту. На дворе лето 1638 года - и новый губернатор решительно берет в руки метлу, чтобы мести по-губернаторски. В своей краткой речи, обращенной к населению города во время вступления в должность. Виллем Кифт сказал:"Козлы! Если вы, сволочи, будете препятствовать повышению налогов - поубиваю, повешу, потоплю всех к чертовой матери!"
"За козлов ты нам еще ответишь," - подумали про себя ново-амстердамцы. Громко выкрикивая: "А почему бы, действительно, не повысить налоги,"- они разошлись по тавернам. Здесь бы уместно вскользь отметить, сколько в 1638 году приходилось в городе таверн на душу населения, но, кажется, сделать это невозможно по одной причине: душ населения в Новом Амстердаме было меньше, чем таверн.
Одним из первых губернаторских вердиктов Виллема Кифта был вердикт о закрытии большинства таверн. Что могло быть хуже! На фоне этой драконовской меры, все остальное показалось малосущественным: повышение налогов, жесткий учет продаваемой пушнины, организация милиции (Militia) для охраны городского порядка и, как следствие, введение казарменного режима в Манхеттене - для въезда и выезда требовались официальные документы.
В завершение всего, был повышен налог на продажу табака, а многие мелкие городские начальники смещены с должностей без какого-либо совета с населением.
"Если ОН закроет еще одну таверну, - обсуждали положение свободолюбивые горожане,- то и за козлов ответит."
Виллем Кифт был мужчиной небольшого роста, но никто не сомневался в том, что бед он наделает немало. Во-первых, отвратительное повышение налогов!
"Но ведь при нем начал курсировать паром между Long Island и Manhattan,"- могут возразить знающие люди.
"Тогда во-вторых: запрет на свободу перемещения!"
"А вот, к примеру, паром,"- продолжают возражать не без оснований.
"Так ведь таверны-то кто закрыл!?"
"Ну, это да,- соглашаются,- это Виллем перегнул,"- и огорченно разводят руками.
Кифт, конечно, малый был не промах. Едва вступив в должность, oн пришел к выводу, что город никак не может обойтись без новой каменной церкви. Денег на постройку было всего-ничего.
Что делает Кифт? Как раз в это время кому-то из ново-амстердамцев взбрело в голову отпраздновать свадьбу. Понятно, присутствие губернатора на ней посчитали за честь.
Кифт приходит на свадьбу. Первый тост он поднимает за процветание Голландии и здоровье монарха, предложив всем налить по полной чаше и выпить залпом.
Затем до дна пьют "за здоровье жениха", "за родителей невесты", "за мудрость губернатора-отца" и т.д.
Кто-то лезет под стол выкрасть невестину туфельку - девушка самозабвенно отбивается, а жених, дабы не участвовать в этом безобразии, предлагает всем быстренько еще налить и срочно выпить.
Короче говоря, свадьба пела и плясала, когда вдруг подымается среди всего этого веселья губернатор Кифт и, требуя внимания, произносит: "Дорогие земляки! Друзья мои! Боже, как хорошо, что все мы вместе, как это приятно. Господи! -тут Кифт даже прослезился. - Так отчего бы нам всем сейчас же не сброситься на новую церковь?! Давайте, кто больше,"- предлагает посоревноваться Кифт и первым бросает на стол стогульденовую монету.
Гости, безусловно, были под такой крупной мухой, что моментально выложили из кошельков всю наличность и обещали еще поднести завтра, с утра пораньше.
Можно только представить, каким словами они вспоминали Кифта на следующий день, да еще со страшного похмелья. Но дело было сделано.
Таким человек был Виллем Кифт. А не будь он таким человеком, вероятно, не было бы войны с индейцами.
Дело в том, что Кифт не только не считался с мнением горожан, но и, в отличие от предыдущего губернатора Ван Твиллера, испытывал острую неприязнь к индейцам. В старых школьных учебниках по истории, глава о годах правления Виллема Кифта так и называлась: "The Governor Who Hated Indians".
Для ненависти, считал Кифт, оснований было более, чем достаточно.
"Послушайте меня,- откровенничал Bиллем в узком кругу друзей и лизоблюдов.- Мы столько гульденов тратим на укрепление городских фортификаций, на постройку защитных заградительных сооружений, на развитие оборонной мощи форта- и все потому, что эти индейцы могут напасть на нас в любую минуту. Так почему бы не брать с них налоги, раз мы тратим кучу денег на нашу безопасность? Пусть индейцы и оплачивают наши на них расходы."
Слушатели кивали в ответ и с чувством полнейшей солидарности наливали себе по новой.
Предложение Кифта не получило одобрения большинства, но глубоко запало в душу. Тем более, что отношения между индейцами и голландцами никак на братские не походили, и день ото дня становились все хуже.
Причин было немало: то собаки индейцев задрали свинью голландцев, то крупный рогатый скот первопоселенцев прошелся вдоль индейских полей, за что индейцы уменьшили размер поголовья, а первопоселенцы - размер полезных площадей. К тому времени голландцы в достаточном количестве продали индейцам оружия и пороха, чтобы индейцы почувствовали себя готовыми к войне.
Повод не заставил себя ждать. Первая кровавая неприятность состоялась летом 1641 года. Все началось с вещи, вполне обычной для тех времен: с убийства.
Симпатичной наружности индеец подошел к голландцу Клаусу Свитсу и попросил у него полотенце, поскольку день выдался именно такой, когда потеют и голландцы, и индейцы. Очумевший от жары Клаус потянулся к полотенцу, потеряв бдительность. Индеец тут же рубанул голландца топором по голове и, так и не дождавшись полотенца, скрылся в определенном направлении, строго на север по направлению к вигваму.
В дальнейшем оказалось, что убийство это было непростое: шестнадцать дет назад группа голландцев, среди которых был Клаус Свитс, убила дядю этого индейца - и через годы месть, в виде окрепшего индейского юноши, нашла виновного.
Узнав обо всем этом, Кифт едва не лишился дара речи. После долгой паузы, вызванной психическим шоком, первыми его словами были: "Задушу своими руками!"
В общем, Кифт потребовал выдачи индейца. Соплеменники молодого человека ответили на это, что всех голландцев они имели ввиду вплоть до мамы самого губернатора: по индейскому закону "кровь за кровь, зуб за зуб"- индеец прав, а голландец подл и своей смертью он за это ответил.
"Ага!" - восприняли однозначный ответ голландцы и затаили злобу.
Через несколько недель индейцы-раритане напали на фермеров, работавших на землях Де Вриса (Staten Island, территория которого принадлежала Де Врису) и никого не оставили в живых. Индейцы уже ни о каком убиенном дяде больше не заикались, нападение было коварным - и голландцы перестали с индейцами здороваться.
На протяжении последующих нескольких лет голландцы решали (такая вот вдумчивая нация) как бы взять реванш. В начале февраля 1643 года долгие месяцы раздумий дали результат, чему способствовала еще более ухудшившаяся обстановка. Индейцы из Mohawk Valley двинулись на юг, чтобы атаковать все живое на противоположном от Манхеттена берегу Гудзона (сегодня это Нью-Джерси, а в те годы эти земли были известны под именем Pavonia).
Звезда губернатора Кифта взошла в ночь с 25 на 26 февраля, когда солдаты ново-амстердамского гарнизона мужественно форсировали Гудзон и напали на агрессора. 80 индейских мужчин, женщин и детей были убиты. Утром голландцы вернулись на Манхеттен и приняли горячие поздравления от губернатора.
После чего обе враждующие стороны приняли участие в двухгодичном светопредставлении под весьма обязывающим названием "Кровавая баня".