МИФЫ НЬЮ-ЙОРКА: История с географией.

Часть двадцатая. А что ты сделал для революции?

"Чайные церемонии" в Бостоне и Нью-Йорке были явным знаком к тому, что дружбе и братству между Британией и американскими колониями наступает конец. Эти чувства витали в воздухе, не позволяя расслабиться ни на минуту: "Когда же? - мыслили американцы. - Не пропустить бы желанный миг свободы".
В наступившей напряженке первыми не выдержали англичане.
- Как вам нравится эта бостонская чернь! - обращался английский король Георг III к кабинету министров. - Мы им чай, а они его в воду.
- Не нравится нам эта чернь, -поддерживали короля министры, - надо с ними что-то делать.
Решение о наказании строптивцев было принято в самом имперском духе: пока поставщики чая не получат компенсацию, бостонский порт будет закрыт для всякого рода коммерческих операций. Англичанам было совершенно ясно, что бостонцы никуда не денутся, во всяком случае, не ослушаются королевского указа. Но не тут-то было. Бостонский Commitee of Correspondence написал во все американские колонии об указе, призывая сплотиться во имя справедливости. Понятно, что "Сыновья свободы", как нью-йоркцы и революционеры, не могли не откликнуться справедливости ради. Можно сказать больше: еще до того, как пришло в Нью-Йорк известие о закрытии бостонского порта, 16 мая организовался нью-йоркский Комитет-51 под руководством Исаака Лоу. Большая часть представителей в Комитете была настроена консервативно, про-английски, но тем не менее большинством голосов было решено поддержать бостончан. Активное участие в прениях принимал 19-летний студент колледжа Александр Гамильтон, за которым уже тогда можно было разглядеть большое будущее. При поддержке Гамильтона и сотоварищи, было предложено созвать общеколониальный конгресс в Филадельфии. О дате долго не спорили: 5 сентября 1774 года.
На пути к независимости предстояло преодолеть еще немало трудностей. Основной из них была, пожалуй, преданность многих колонистов английскому флагу. Нью-Йорк, в этом смысле, как никакой другой город, серьезно отличался радикальностью взглядов. Именно Джон Джэй, делегат Нью-Йорка, составил Декларацию Прав, адаптированную впоследствии первым континентальным Конгрессом. Ньюйоркцы первыми среди ново-английских колоний решили не иметь дела с англичанами и создали Континентальную Ассоциацию, чьи распоряжения в Нью-Йорке выполнял Комитет-51.
К ноябрю 1774 из 51-го Комитет переформировался в Комитет-60, представители которого были избраны общим голосованием всего мужского населения Манхэттена. Шестьдесят красавцев взяли на себя заботу по организации дел и порядка в Нью-Йорке, ни в грош не ставя англичан. Понятно, что такое двоевластие долго продолжаться не могло. В Лондоне пришли к выводу, что пора указать зарвавшимся колонистам на их место. Начать решили, все-таки, с Бостона: то ли таверн там было поменьше, то ли Нью-Йорк казался из-за океана крепким орешком. 23 апреля 1775 года из Бостона прибыл гонец с сообщением, что в окрестностях бостончане воюют с регулярными английскими войсками не на жизнь, а на смерть - и дело, очевидно, за Нью-Йорком. Он следующий.
- Наших бьют! - завопили хором последователи "Сыновей Свободы", да и сами "Сыновья". Исаак Сирс и Джон Лэмб моментально раздали революционные мушкеты и организовали милицию. К первому мая Комитет-100 (обратите внимание, как быстро раздуваются штаты в городском революционном руководстве: менее, чем за год - на 49 человек) взял власть в городе в свои руки, а уже к концу месяца Конгресс провинций прошел в Манхэттене. На нем был утвержден план защиты города и установлено штатное расписание военных подразделений. Георг III дрожал от возмущения в далеком Лондоне, подозревая, что речь скоро может зайти о войне. В чем ни на минуту не сомневались радикалы из Конгресса провинций. Ими была назначена Комиссия по защите, которая немало сделала в период военных действий для нашей победы. Штаб Комиссии располагался в Christopher House на Стейтен-Айленде.
При всем при том, что общее настроение в городе было революционным, немало городских торговцев продолжало снабжать английские войска продовольствием и товарами первой и последней необходимости. "Ребята побалуются, пошалят - им все, как с собаки вода. Даже если их повесят, так ведь там-то жить!" - примерно такие мысли роились в головах представителей городской торговли и эти головы можно было понять. С другой стороны, можно было понять и революционеров. Иными словами, речь уже шла не только о войне с англичанами, но и о серьезных проблемах среди колонистов. "С кем ты, сволочь?" - нередко можно было услышать подобный вопрос в городских тавернах - и от того, какой последует ответ, зависело будет сегодня избит тапер и останутся ли в целости стекла в окнах.
23 августа напряжение в городе достигло пика. Обе оппозиционные стороны смотрели друг на друга бычьими глазами, полными ярости, и между ними англичане казались порхающими мотыльками. На какой-то момент, причина и следствие поменялись местами, об англичанах забыли, выдвинув на передний план местные разборки. Именно 23 августа кто-то где-то не удержался и врезал вопрошавшему в его вражеское лицо. Драка из одной таверны перемещалась в другую, в течение пары часов захватив весь город. В азарте нью-йоркцы схватились за мушкеты, предназначенные для войны против англичан. Пальба стояла по всему Манхэттену, в Бруклине уже били всех и как попало, а в Квинсе, самом консервативном из прилегающих к Манхэттену районов, срочно начали строить баррикады и разводиться со сварливыми женами. Под этот грохочущий шумок английский военный фрегат "Азия" пальнул несколько раз в сторону ненавистного англичанами города. В результате артобстрела было уничтожено три свиньи и пять бродячих собак, а в ближайших к Гудзону тавернах вылетели стекла. Был, правда, еще один результат: после выстрелов с "Азии", горожане вспомнили об англичанах, посмотрели в глаза друг другу - и с проклятьями побежали по улицам в поисках английских вооруженных подразделений. Губернатор Трайон предусмотрительно расположился вместе со своими англичанами-помощниками на судне "Галифакс", стоявшем на рейде в нью-йоркской бухте.

Продолжение следуе...