Горе от ума.

С утра прочитал новость о том, что петербургский математик Григорий Перельман может войти в команду ученых, которым предстоит работать в российской "Силиконовой долине". Мол, бизнесмен Виктор Вексельберг, координатор работ по созданию "долины", признался в этом прилюдно.
Накануне я получил от писателя Владимира Соловьева очередную порцию всяких интернет-сообщений, среди которых стихотворение Игоря Иртеньева, посвященное Перельману*, с хлестким, всем в укор финалом: «...Да, Гриша - это человек!/
А мы тут все – говно.»
А в начале недели в он-лайновом варианте New York Review of Books обратил внимание на рецензию математика и писателя John Allen Paulos  на книгу Маши Гессен Perfect Rigor: A Genius and the Mathematical Breakthrough of the Century, вышедшую в издательстве Houghton Mifflin Harcourt, объемом 242 страницы.
Книга, как вы не могли не догадаться, о математике Перельмане.
Везде о Перельмане. В одном из анекдотов по схожему поводу сказано: «Утюг я уже не включал».
Понятно, что сегодня о Перельмане говорят и судачат, пытаясь понять, почему он отказался 19 марта сего года от Премии тысячелетия в миллион долларов, присужденной ему Институтом математики Клэя (штат Массачусетс, США).
В судьбе математического гения это не впервой: в 2006 году Перельман был назван лауреатом высшей награды в математическом мире Fields Medal, по значимости приравнивающейся к Нобелевской премии. И также отказался от миллиона, заявив, что "забросил математику, поскольку разочаровался в ней".
Думаю, в проект российской «Силиконовой долины» Григорий Перельман войдет с тем же энтузиазмом, с каким принимал известия о своих лауреатствах. С одной стороны, Перельман явно гений, с другой – человек явно нездоровый, с третьей – как быть с этими падающими на его голову миллионами, которые покоя не дают мировой, будем говорить прямо, общественности.

Профессор Перельман.

При слове «профессор» становлюсь адептом типологии. Из всех известных мне типов, на вскидку, можно остановиться на самых знаковых:
- Профессор Преображенский из «Собачьего сердца» - практик и гениальный одиночка-естествоиспытатель, человек светский, любитель рюмочки в виде апперитива, оперы и колонок светской хроники, да политических новостей – на десерт. Философ и гурман.
- Героический молодой ученый с Баталовским прищуром из «9 дней одного года» - тонкий, острый и умный, физик и лирик, имеющий успех у женщин и в науке.
- Профессор Плейшнер из «Семнадцати мгновений весны (на мой взгляд, поведенческий клон профессора Энгельбректа в исполнении Павла Кадочникова из «Продавца воздуха») – почти фольклорный персонаж «рассеянного с улицы Бассейной», всегда готовый к самому широкому спектру действий: от наивного маразма до геройского подвига. Расхожий вариант «ботаника», оттиском снятый еще и с роли Николая Черкасова, сыгравшего ученого-энтомолога Жака Паганеля в «Детях капитана Гранта».
Профессор Перельман имеет отношение, без всякого сомнения, к последнему типу: не от мира сего.
Интересно, что John Allen Paulos в рецензии на книгу Маши Гессен приводит следующие детали из жизни Гриши Перельмана. С детства увлекался только математикой, девчонки его не интересовали, к общению со сверстниками был равнодушен. В ленинградской математической спецшколе № 239 сидел на «камчатке», в основном молчал. Выиграл математическую олимпиаду 1982 года, после чего, по советской процентной норме, попал в число двух принимаемых ежегодно евреев в ЛГУ.
Затем – аспирантура и докторат в американских NYU, SUNY Stony Brook и UC Berkeley.
В 1994 доказал топологическую теорему Soul Conjecture, и как математическая звезда был приглашен одновременно в два университета «Лиги плюща» - Stanford and Princeton. Отказывается от обоих, и в 1995 году возвращается в петербургский математический институт им. Стеклова.
В 2002 году опубликовал в Интернете работу, посвященную задаче, сформулированной французским математиком, физиком и философом Жюлем Анри Пуанкаре в 1904 году.
Почти сто лет гипотеза Пуанкаре казалась нерешаемой. Перельман уверен, что решил задачу в более общем виде, названном гипотезой геометризации Терстона, частным случаем которой является гипотеза Пуанкаре, но это уже детали.
От премий по этому и другим поводам отказывается, живет с мамой в малогабаритной квартире.
 
Профессор Нездоров.

Спит на грязном матрасе. В квартире, судя по жалобам соседей, тараканы и прочие друзья человека.
Как пишет John Allen Paulos, пять дней спустя после присуждения ему премии Клэя “he reportedly said through the closed door to his spartan apartment, “I have all I want.”
А вот комментарии, оставленные Перельманом, после того, как он отказался от Fields Medal: I don’t want to be on display like an animal in a zoo. I’m not a hero of mathematics. I’m not even that successful. That is why I don’t want to have everybody looking at me.
Любопытно, что на 242 страницы книги о Перельмане, - ни слова от самого героя, или от его мамы. О родившемся в 1966 году гении и его привычках читатель узнает от Гришиных соучеников, его школьных учителей и университетских преподавателей.
С самим гением, насколько я понимаю, Маше Гессен побеседовать не удалось. Однако, судя по его внешнему виду (his long hair and fingernails and Rasputin-like appearance), нелюдимости, колючести (prickliness), ассоциальному поведению автор делает вывод о четко выраженном аутентизме. Причем, в той его специфической части, которая называется синдромом Аспергера.
Наиболее распространённые и важные характеристики этого синдрома: социальные трудности; узкие, но интенсивные интересы; странность речи и языка.
Все это наличествует. Даже, как мы видим, напоказ: и трудности в общении, перешедшие в нелюдимость; и интенсивность интересов узка до величайшей аномалии; и странность речи, коли доведется ее услышать.
Конечно, Перельман в своем синдроме не одинок. В приводимых списках друзей по несчастью кого только нет: лауреат Нобелевской премии экономист Вернон Смит, режиссер Стивен Спилберг, великие «узники библиотек» Борхес и Пруст, ушедший в комнаты-крепости Витгенштейн, параноик Джойс, заведомо ожидавший от окружающих предательства...
В такой компании жить с Аспергером даже почетно.
Обратите внимание: сплошь мужчины. В среднем почти каждый пятитысячный ребенок страдает синдромом Аспергера, но мальчиков он поражает в восемь раз чаще, чем девочек.
И здесь надо отметить светлый момент во всех этих мрачных тонах: Гриша – настоящий мужик, в самой своей мужской сути. Профессор Симон Барон-Кохэн из Центра исследования аутизма написал книгу, в которой приводит аргументы, что синдром Аспергера — это крайняя степень того, чем мозг мужчин отличается от мозга женщин.
Он утверждает, что, вообще говоря, мужчины — более способны к систематизации, чем женщины, и что женщины — более способны к сопереживанию, чем мужчины (Baron-Cohen, 2003). Цитируется фраза самого Ханса Аспергера, который говорил о своих пациентах, что они обладают «экстремальной версией мужской формы интеллекта».
Не умей Гриша систематизировать – какой бы из него был математик, а не будь он, к тому же, мужчиной – какой из него был бы аутист. Все сошлось, в сумме дав и болезнь, и гениальность.
Возможно, бывает иначе.

Профессор Человек.

«Да, Гриша - это человек!»
Как сказал, вторя Иртеньеву, Веня Ерофеев: «Получается так - мы мелкие козявки и подлецы, а ты Каин и Манфред...»
Все-таки, здесь иной случай. Когда Марлон Брандо отказался от «Оскара» - это был иной случай. Трое литераторов, отказавшихся от Нобелевской премии - Лев Толстой, Жан Поль Сартр и Борис Пастернак, - каждый в своей уникальности, но в общем – иной случай. И Сергей Гандлевский, не взявший Анти-букера – иной случай.
Перельман отказывается, как хрестоматийный юродивый в текстах средневековых агиографов. Ему, бессеребреннику, много ли надо: похлебка в обед, корочка хлеба перед сном да материнская забота с утра по полуночи, без которой ему, больному и живущему в подполье, не выжить.
Беда, когда с таким человеком живет супруга (слава Б-гу, у Гриши супруги нет). Стыдоба от жизни с таким папой, да в окружении тараканов, для детей (и этим, нерожденным, повезло).
Бесспорно, трагедия для матери, а мать у Гриши есть.
И если человек четко соображает, как и что отвечать в закрытую дверь журналистам, значит он все-таки соображает по-людски.
Другое дело, что в отказе от миллионов интересно видеть – поступок, на уровне отказов, перечисленных мною выше. Вот он, герой нашего времени, как у Иртеньева. Вот они, великие ненормальные, математик Перельман и шахматист Фишер, и государство должно бы дать им все, оставив в покое – как совсем недавно ломали копья на портале «Сноб».
В эту отличную схему не укладывается только один человечек, маленький и забытый внешним миром – гришина мать. Об этом уже написано в рецензии на книгу Маши Гессен: Whether Perelman has practical need for the money or not, he could use it to help support his mother or mathematicians of his liking, or to advance the kind of education conceived by Andrei Kolmogorov, or for some purpose only he could imagine. Reconsider your decision, Grisha.
Действительно, стоит ли умиляться решению Перельмана**: вот, мол, всем показал. Я за то, чтобы человек менял свои решения в случае, если другим от этого будет лучше.
Чтобы под этим «лучше» он ни понимал. И каким бы сумасшедшим при этом гением ни был.

* Игорь Иртеньев

Практика чисел
Что ты уперся как баран?
Хорош держать фасон!
Кончай ломаться, Перельман,
Возьми свой миллион.

Страна смеется над тобой,
Нелепый Перельман,
Давай уже труби отбой
И подставляй карман.

Еврей ты или не еврей?
Ответь в конце концов.
А если да – бери скорей
И не позорь отцов.

Гудит на кухне древний кран,
Очакова времен:
- Не будь кретином, Перельман,
Возьми свой миллион.

Скрипит раздолбанный диван,
Клопов блатной притон:
- Смени меня, о Перельман,
Возьми свой миллион.

Или, гордыней обуян,
Решил ты, что цена
Твоим заслугам, Перельман,
Не больно-то равна?

- Нет, - отвечает Перельман, -
Тут дело не в цене.
Такой мне свыше гений дан,
Что счастлив я вполне.

Евклид, Капица, Галилей
Мне ровня и родня.
Неужто жалких шесть нулей
Награда для меня?

...Задраил наглухо отсек
И снова лег на дно.
Да, Гриша - это человек!
А мы тут все – говно.


** Пока писал о Грише Перельмане, вспомнил, что у меня есть посвященные ему еще в середине 1980-х сонеты. Я тогда не знал, что они – о нем.

ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГРИШИ

Весна
Давно я не бывал в Париже!
Опять весна - и мокнет снег,
с сосулек каплет мелкий смех
на темечко идущим Гришам.

Дом наблюдает из сугроба
не виден, как удар "под дых",
но Гриши зорко смотрят в оба,
подобно крабам из воды.

Интересует их рост почек,
попозже - камерный листочек,
зеленый, как экспресс на Гать:

их много, не пересчитать!
Но под плащом у Гриш, сверх прочих,
реестр, булка и печать.

Лето
Давно я не бывал в Париже!
Трещит июльский сухостой
и лучик огненной пилой
по темечку идущим Гришам.

Дом утонул в топленом зное
не виден, как ночной таран,
но Гриши стойко ходят строем,
смуглей, чем в ванной таракан.

Интересует их крик птицы,
арбузы, пиво и пшеница,
литая, как"до нас"кровать:

но Гришам недосуг поспать –
под майками у них хранится
реестр, булка и печать.

Осень
Давно я не бывал в Париже!
По желтым скверам жгут мосты
и ветер высыпал листы
на темечко идущим Гришам.

Дом, обаддевший от простуды,
не виден, как в упор - микроб,
но Гриши в лужах, словно Будды
не отражаясь, морщат лоб.

Интересует их голь веток
и плавный выключатель света,
бесшумный, как умерших рать:

за этим след пронаблюдать!
И Гришам сладостней конфеты
реестр, булка и печать.

Зима
Хотя бы и куда поближе!
От белого темно в глазах
и снег, как спелая слеза,
по темечку бредущим Гришам.

Дом надоел, опух со скуки,
не виден, как второе "я":
в день абсолютного нуля
у Гриш немного стынут руки.

Интересует их взмах вьюги
и все обличья Кали-юги,
цикличной, как на срез рулет.

Проходят мимо сотни лет,
но Гришам верно служат други:
святая тройка - и сонет.