А.С. ПУШКИН В АМЕРИКЕ

P.S.
Говоря о Pushkinolatry нельзя не сказать о переводах произведений Пушкина. Борьба за правильное, верное, божье пушкинское слово привела к тому, что поэты жизнь тратили на адекватный перевод и ссорились друг с другом насмерть, поскольку перевод коллеги всегда был недостаточным и, более того, неверным. Для примера приведу несколько переводов разных авторов известного начала из «Евгения Онегина»:

«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.»

Bebette Deutsch (Dover Publications Inc., NY)
“My uncle always was respected;
But his grave illness, I confess,
Is more than could have been expected:
A stroke of genius, nothing less.”

Vladimir Nabokov (Bollingen Series, Princeton University Press)
“My uncle has most honest principles:
When taken ill in earnest,
He has made one respect him
And nothing better could invent.”

Charles Johnson (Alfred A.Knopf, NY)
“My uncle – high ideals inspire him;
But when past joking he fell sick,
He really forced one to admire him –
And never played a shrewder trick.”

Julian Lowenfeld (Green Lamp Press, NY)
“My uncle, man of rules, most honest,
When he felt ill beyond all joke,
Respect for himself forced upon us
(Better than that could not be hoped).

Douglas Hofstadter (Basic Books, NY)
“My uncle, matchless moral model,
When deathly ill, learned how to make
His friends respect him, bow and coddle – 
Of all his ploys, that takes the cake.”

Если вы, дорогой читатель, не решитесь определить, какой из переводов более Pushkinolatry, то, по-крайней мере, в практическом обучении английскому не это помешает.

Точка над i

Мой приятель работает с афро-американцем, чей IQ не особенно высок. Можно сказать, что умственные способности коллеги моего приятеля ограничены проблемами поесть-попить-перепихнуться. Когда узнаешь, что такой человек умеет читать и писать – удивляешься. Приглядевшись к своему коллеге, мой приятель обнаружил, что тот – вылитый Пушкин. О чем тут же и было сказано.

 – Кто такой Пушкин?- поинтересовался коллега.

 – Не is a famous black Russian poet, – ответил мой приятель так, чтобы все было понятно: раз бывают белые русские, значит должны быть и черные. Афро-американский коллега порадовался сходству.

На следующий день мой приятель нашел портрет Пушкина на Интернете. Коллега попросил оставить образ Великого Черного Русского на экране. В течение дня он подошел к монитору раз сто. Счастью не было предела.

Тогда мой приятель решил, что настала пора коллеге выучить что-нибудь из пушкинского наследия. За чистейшей прелести чистейший образец были взяты начальные строчки «Лукоморья». И здесь возникли трудности. На слух коллега русские слова не воспринимал, произношение его было ужасно (он и по-английски говорил так, что хотелось плакать).

Провалилась и попытка написать русские слова латинскими буквами: "U Lukomoria dub zeleniy..." Коллега так и не смог понять, как читать транскрипцию, поэтому прочитывал слово так, как если бы оно было записано по-английски. Получалась белиберда.

Тогда мой приятель принял гениальное решение. Он записал первые четыре строки английскими словами, которые на слух соответствовали бы русскому тексту. Это решение оказалось беспроигрышным - и коллега заговорил пушкинской строкой. Вот какой текст ему пришлось для этого вызубрить назубок:

Оо look-are-more-yah doop sell-yawning
Se-Latoya tsep not dooper Tom
Eden-yom in-onch-you caught ouch-only
We-saw hot-it paw tsepier croock-home.

Согласитесь: Пушкин жил, Пушкин жив, Пушкин будет жить! Мне же только хотелось, чтобы историческая справедливость была восстановлена, и вы узнали, как гениально Пушкин провел в Нью-Йорке всего каких-то четыре дня.

Автор: Геннадий Кацов – пушкинолог, желающий всем пушкиноведам удачи в их тяжелой, опасной и полезной работе.

Опубликовано в №35 Журнала МЕТРО
1 октября – 7 октября 2004 года