Есть ли жизнь на Стейтен Айленде?

На Стейтен Айленде, одном из пяти райнов Нью-Йорка, и самом, пожалуй нетуристическом, лишенном регалий и собственной значимой истории (вероятно, еще и ввиду того, что на протяжении десятилетий на острове располагалась городская свалка, которую удачно засыпали лет семь назад, лишив грызунов и птиц пропитания, а стейтен-айлендцев удивительно насыщенного букета из перечня запахов, выстраивавшихся строго по алфавиту даже при малом северном ветре), - на Стейтен Айленде есть мост Верразано, крупный русский супермаркет Net Cost и трехэтажный Le Shateau Artistique.
Возможно, найдутся еще какие-то достопримечательности, но мне вполне хватает перечисленных трех.
О Le Shateau Artistique я узнал, примерно, месяц назад. Перед тем, как по почте пришла пригласительная открытка с сумеречным видом на каменную крепость и одинокую башню по правую руку, мне позвонила некая Катя. Представившись хозяйкой Шато и всего предстоящего мероприятия, она изъявила желание увидеть меня с супругой вечером 27 февраля по новому стилю, на встрече избранных и приятных людей, которыми после семи вечера предполагается заполнить ее дом-крепость.

На открытке значилось черным по белому: Ekaterina & Eric Alkvist-Rinkis request the please of the company of Gennady & Rika Katsov at Evening Party.
Внизу слева - Black tie.
И синим по белому, наискосок слева вверху - Pour Memoire.

Разглядывая приглашение, я уже тогда уловил, что смесь английского с французским плюс цветовая гамма что-то предвещают, и не обязательно специфически Стейтен Айлендское. Так оно и оказалось. По стилю все, что звучало намеком в приглашении, а затем случилось на вечеринке, можно определить одним интернациональным словом эклектика, без островной или континентальной топографической привязки.
Это был на удивление цельный в эстетическом плане вечер. От неорганики, то есть непосредственно интерьера Шато, до органической природы, то бишь, приглашенных.

Шато состоит из трех этажей. На первом располагается кухня – и гости здесь пили и ели. Огромный стол был уставлен едой, многочисленными телами уток, рыб, пирожков с креветками. Отдельно застыл на деревянном поддоне прожаренный, с золотистой корочкой поросенок. Контрольный вертикальный удар ножом под поросячьи ребра выглядел убедительно.

Всякий раз, встречаясь с подобным изобилием, я вспоминаю какой-нибудь шедевр Снейдерса, вроде «Битая дичь и омар», представляя логическое завершение картины великого фламандца: лебедь ощипан, утки дольками разрезаны, омар порционно растаскан по тарелкам. И, естественно, где еще вспомнить, как не в экзотическом Шато:

... Из кухни пышет дивным жаром.
Как золотые битюги,
Сегодня зреют там недаром
Ковриги, бабы, пироги.
Там кулебяка из кокетства
Сияет сердцем бытия.
Над нею проклинает детство
Цыпленок, синий от мытья.
Он глазки детские закрыл,
Наморщил разноцветный лобик
И тельце сонное сложил
В фаянсовый столовый гробик.
......

Часы гремят. Настала ночь.
В столовой пир горяч и пылок.
Графину винному невмочь
Расправить огненный затылок...

Пойдем дальше. В гостиной камин и мягкая мебель в колониальном духе с низким дизайнерским столиком, традиционно годящимся для фруктовых ваз, гламурных журналов и в виде удобной подставки для натруженных ног.
Второй этаж-спальня не предполагал гостевых экскурсий. Однако в середине вечера в полупустой комнате с широкой кроватью была установлена арфа - и арфистка, перебирая струны, несла негу гостям, упавшим на кровать и застывшим стоя вдоль стен.
Вообще, это сочетание несовместимого, характерное для эклектики, являлось фирменным знаком и самого вечера, и присутствовавших, и непосредственно интерьера.

На третьем этаже – две бальных комнаты. Комнаты-распашонки отличаются, говоря по типографски, цветоделением. В одной – голубой шелк, в другой – темно-бордовые панно в золочёной лепнине. В бордовой комнате принты-портреты, симметрия в стиле, простор. Прихотливый орнаментальный ритм, растительный декор по периметру.
Комнаты разделены арочным проемом с колоннами. Я случайно оперся на одну из колон, но понимания не встретил. Колонна оказалась не прикреплена ни к полу, ни к потолку, так что с этим рококо-барокко (как я всегда и предполагал) надо быть крайне осторожным.
На третьем этаже прекрасно пела черная джазовая певица. Затем хозяин Шато, улыбчивый уроженец Риги Эрик профессионально вальсировал с одной из дам, очевидно, танцовщицей, после чего вокально-инструментальная группа (клавишные, бас-гитара, женский вокал) открыла дискотеку.
Арфа, поп-музыка, джаз, вальс, фотовыставка... Так все единой мозаикой и выстроилось в течение вечера, что вполне в духе эклектики - направления в античной философии, соединившего разнородные стили. В каком-то смысле, этот вечер можно назвать философским.

А теперь о людях. Прежде всего, я насчитал не больше восьми мужчин в токсидо. Все остальные категоричное Black tie приняли за шутку. Мы же, группа в токсидо, в течение вечера вынужденно объединялись с пиджачными парами и с одиноким шерстяным свитером. Правда, это никак не мешало в деле дегустации напитков и гурманного отношения к закускам. Разнообразие затронуло и дам. Длинные торжественные платья в эклектичном задоре перемежались с брючными цветными костюмами, черненькими дискотечными tights и, в единственном числе, фиолетовым с цветочным крупным орнаментом, вовсю домашним балахоном-халатом.
Нас познакомили с графом Александром Орловым, чьи родители вместе с Баланчиным основали ньюйоркский NYCB. Приятнейший манерами, внешностью писаный аристократ, граф – известный фотохудожник - показал только что вышедший во Франции фолиант о Российской Империи, заполненный его мастерскими фотографиями. Академическое издание, из все более редких по качеству полиграфических произведений, которые почти сразу становятся раритетами. Всегда праздник для радужной оболочки глаза.

Был на вечере крупный финансист, по совместительству какой-то особый чин в массонской ложе. Выпивали и закусывали владельцы заводов, газет, пароходов. Присутствовали музыканты и художники. И фотохудожник Eric P.Laverty (в преддверии вернисажа 18 марта в галерее Akcent в швейцарском Брюсселе) с фотовыставкой, представленной несколькими работами, развешанными по стенам лестничного крутого пролета между вторым и третьим этажами.
Было немало женщин «врозь и парами», ласково взирающих на женатых мужчин, поскольку одиноких мужчин оказалось раз-два и обчелся. Ближе к двенадцати ночи красавицы-женщины танцевали широким кругом на третьем этаже, под хиты поп-музыки. Милые, элегантные, с улыбкой и абсолютно без комплекса Золушки. Англоговорящие, франкоговорящие, говорящие по-русски американки в хрестоматийной разлуке с принцем.
Еще один повод поразмышлять на тему эклектики в ее бытовом значении и применении по гендерному признаку.
На столе со сладким никто особо лукаво не витийствовал: башни-торты, стойки с крем-брюле, стада экклеров, минные поля трюфелей, профсоюзное собрание крепко сбитых бисквитов в особо отдаленном углу. И мороженное в виде фруктовых пирогов; высоких, набитых цукатами шоколадных тортов; слоеных фисташково-ванильных представлений о покинутом Рае.
Китайский девиз «пусть цветут все цветы» зазвучал полифонией в одном, отдельно взятом ньюйоркском районе. Кто бы подумал: на Стейтен Айленде.
А с другой стороны: на Стейтен Айленде. Как оказалось, вовсе не забытое Богом место. Гостеприимное и вполне Шато. Если бы кто мне еще объяснил, что это значит в переводе на русский, очень эклектичный язык.