Эдуард Беккерман.

21 ноября 1994 года, в 4 часа дня состоялось открытие персональной выставки Эдуарда Беккермана в Государственном Русском музее, С.-Пб. Событие это неординарное не только в биографии художника (что понятно): выставка в Русском музее — всегда явление в мире искусства и культуры. Практически неизвестный на нью-йоркской арт-сцене, Беккерман сразу вышел на серьезный международный уровень взаимоотношений "художник -галерея", ведь после Русского музея в первой попавшейся галерее уже не выставишься. Как сказали бы многие художники, предлагающие свои работы на улицах Сохо за сравнительно небольшие деньги: "Нам бы его проблемы!"

- Эдик! Твоя выставка в Русском музее С.-Пб. "Хранители души" состоит из серии портретов неких персонажей, которых ты называешь ангелами. Т.е. "по небу полуночи ангел..." и т.д — ты это все серьезно?

- Совершенно серьезно.

- Сейчас многие рисуют всяких пришельцев, НЛО. В этом ли ключе твоя выставка?

- Думаю, что нет. Видишь ли, Геннадий, мы все верим во что-то необычное, которое всегда вокруг нас. Я считаю, что я пишу некие существования. Ангел - это человеческое существо в других пределах. Однажды мне ангел даже приснился. Я открыл глаза - он был и наяву. Передо мной стоял имидж некоего существа. которое имело необыкновенно умные глаза, а тело было как бы сделано из куска дерева.
Из, знаешь, таких рваных кусков, необработанная такая поверхность. Тело было, как обрубленное, как бывает, когда по телевизору видишь изображение крупным планом. Ангел посмотрел на меня, потом взмахнул крыльями - и видение исчезло.

- Какие чувства у тебя возникли: испуг, узнавание?

- Я не знаю как объяснить: было большое тепло и удивление. Может быть, какое-то родственное чувство, если тепло родственно человеку в какой-то степени. Все это было необычно, но я не удивляюсь таким вещам очень сильно, потому что знаю, что они где-то существуют.

- Ты рассматриваешь "ангелов", как варианты твоего внутреннего мира, или же это твои представления, т.е. ты сам для себя разыгрываешь какой-то киносценарий?

- Никакое кино я не разыгрываю. Я понятия не имею, почему в двадцать лет я взял кисть, начал писать картины и занимаюсь этим до настоящего времени. Если говорить об игре, то, скорее, это некая реальность меня разыгрывает, а не я ее.

- И эту реальность ты выявляешь в образах ангелов. Если все, о чем мы говорили, воспринимать, как предысторию написания твоих картин, то как твои отношения складываются в историческое время, т.е. с уже написанными тобою работами?

- Конечно, существует связь. Каждый художник дает рождение своему произведению. В данный момент, мною создано определенное количество вещей. Когда я работал над каждой из этих картин, существовала сильнейшая глубокая связь. Но когда вещь уже рождена, я перехожу к другому произведению, а с предыдущим близкая связь теряется, хотя отношения возможной близости остаются. Как в материнстве, со всеми соответствующими комплексами.

- В твоих работах персонажи разные, или же это развитие какого-то одного первообраза во времени?

- Это разные существования. Но в каждой картине отражается жизнь этого персонажа во времени. Ведь я могу рисовать одну картину несколько месяцев. И мое состояние при этом, конечно, меняется. Меняется и характер картины. Если я начинал ее, думая сделать, к примеру, веселой, то через месяц я могу быть в ином состоянии духа, и начальный замысел изменится. Нельзя не учитывать и влияния на меня самой картины. Мы проходим определенные стадии совместно: меняются наши ощущения, внешность, мышление...

- Можно ли сказать, что твои работы — это чувства, принявшие конкретный образ экспрессии, которые отражают определенный этап твоей жизни?

- Мои картины — это гуманоиды . возможно, какого-то иного мира: сновидений, ощущений. И в то же время — это портреты чем-то знакомых людей. Т.е. здесь все работает на какой-то нервной энергии, на экспрессии и обнаженности чувств.

- Ты картины не называешь?

- Я не могу дать им названия. Зритель сам смотрит — и видит. Я хочу рисовать человека как его внутреннее "Я", которого он нередко боится, а иногда старается не признавать вовсе. Мои образы — это внутренние стихии в человеке, которым я не могу дать названий.

- Вероятно, ты выявляешь через свои картины и собственные фобии, страхи?

- Естественно. В какой-то степени, я освобождаюсь от своих комплексов. Но "Хранители души" — это только одна выставка. Следующая будет называться "Лица", а после нее будет еще одна выставка — "За столом". Это будет серия работ, в которой я хочу показать, как собираются люди за столом хорошо провести время, в хорошем состоянии духа: несколько пар, несколько приятелей-друзей, которым приятно проводить вместе время.

- Все сидящие за столом — как хранители души?

- Да. Это будет приятная серия.

- В представленных в Русском музее работах, хранители души — кто они?

- Они существуют у каждого человека, хотя мало кто с ними знаком. Когда я начал в свое время над этим размышлять, то несказанно удивился, узнав как совпадают мои мысли с мыслями, высказанными в книгах 11-13 веков.

- Что произошло с хранителями, когда они переехали из Нью-Йорка в Петербург?

- Ничего особенного. Люди, помогавшие мне, оказались правильными; мы развесили все как положено. И в Русском музее работы смотрелись очень недурно. Неприятия со стороны как картин, так и питерского пространства не чувствовалось. Я считаю, что пространстиство, которое я получил, было использовано неплохо.

- Ты уезжал из бывшего СССР двадцать лет назад. Тебя не шокировало, как ведут себя люди сегодня, как одеваются?

- Я был дико занят... По-моему, одеваются не хуже. чем здесь. Нормально. Единственное — люди не особо улыбаются. Но их можно понять. В то же время, все есть, все можно купить. По-моему, у России большое будущее. После всех этих лет сумасшедшей борьбы, я думаю, лет через пять там будет происходить что-то интересное. Я не удивлюсь.

- Как это получилось, что Русский музей предложил тебе персональную выставку?

- Три года назад ко мне в студию привели Александра Боровского, представителя музея. Очень талантливый дядька. Он посмотрел мои работы, ему понравилось. Сказал, что было бы хорошо сделать выставку. Вот и все.

- Какие на сегодняшний день у тебя перспективы?

- Конечно, после выставки в Русском музее, так просто выставляться уже нет никакого смысла. Уровень нужно поддерживать. Сейчас ведутся переговоры с одной из известных галерей в Германии. Там только что прошла выставка Эрнста Фукса, работы которого считаются, в общем-то, национальным достоянием Австрии. Так что галерея солидная. Они хотят, чтобы все было подготовлено для продажи, поэтому работы с петербургской выставки уйдут к коллекционерам, а мне придется потрудиться над новыми вещами. - Выставка "Хранители души" уже распродана? - Примерно, половина картин. Почти вся графика. Часть картин была закуплена еще в Нью-Йорке. В Петербурге Русский музей продажей не занимался, так что картины были проданы, что называется, "за кулисами". Когда картины уйдут из России, коллекционеры их получат.

- Есть ли у тебя планы, связанные с Россией?

- Я же оттуда. Для меня все, связанное с Россией, еще только начинается. Интересно, но мои друзья детства, известные танцовщики Большого Театра Фадеичев, Ситников уже идут на пенсию. В балете пенсионный возраст, конечно, иной, но все-таки... Кстати, они сейчас ставят "Дон-Кихота", с которым приедут, кажется, к нам.

- А ты опять к ним?

- Возможно. Я человек ощущений: в Москве мне было тепло. Негативной энергии не чувствовал. И главное: я понял, что то, что я делаю, понятно и здесь, и там.
 

Геннадий Кацов
Печатный Орган №11, 1994г.