Кинофестиваль с видом на будущее.

Родился в 1964 году на острове Сахалин. 4 года жил на Кубе, знает испанский язык, что немало помогает в американской жизни. Проучился 2 года в Московском университете, филологический факультет. Художник. В первый раз приехал в США с персональной выставкой в Чикаго. Затем вернулся в Россию и уже в 1998 году переехал в Нью-Йорк. С 1995 года снимает кино- и видеофильмы. С августа 2002 года занят подготовкой к кинофестивалю Red Shift Festival (RSF), который пройдет 14 и 16 января в Нью-Йорке.

- Юрий, как родилась идея проведения фестиваля фильмов, снятых кинематографистами и мультипликаторами, прибывшими в разные годы из России и постоянно живущими за рубежом?

- Эта идея занимает меня с августа этого года. Я покрутил головой, осмотрелся и понял, что появилось поколение молодых ребят, которые выучились в киношколах, приехали из СНГ, живут на Западе и собираются здесь реализовываться. Эти люди, с одной стороны, сориентированы на жизнь здесь, но с другой, они находятся в русской языковой среде и в ней продолжают работать. Такая ситуация характерна не только для Нью-Йорка, но и для многих других городов по всему миру, в которых проживают бывшие граждане СССР или стран СНГ. В частности, в нашем фестивале участвуют режиссеры из Чехии и Англии. То есть, среда для такого фестиваля существует.

- Фестиваль называется Red Shift, что в переводе и «красная смена», и «красный сдвиг», то есть опять-таки «перестройка». Хотите вызвать у американского зрителя теплые воспоминания о Горби и ностальгию по восьмидесятым?

- Вовсе нет. Red Shift - это термин из физики, который свидетельствует о том, что Вселенная расширяется. Название фестиваля в нашем случае метафорическое, то есть речь идет о расширении наших возможностей: удаляясь от России, мы увеличиваем сферу своего присутствия на Западе. Есть в названии еще и иронический элемент: красная ручка переключения скоростей. Но прежде всего, это фестиваль короткометражных, полнометражных фильмов и мультипликации русских авторов, работающих за пределами России. То есть, авторы могут работать в Грузии, Прибалтийских странах, где угодно, но за пределами России.

- Но не ограничивают ли такие этнически-географические рамки возможностей фестиваля? Помнится, основная претензия к русским галереям в Нью-Йорке конца 80-х годов (а точнее, к главному «русскому галерейщику» в те годы, Эдуарду Нахамкину) как раз и была в том, что поскольку художник или скульптор должны быть из СССР, то уровень мастерства как бы становился не главным критерием.

- Я согласен, что этнический принцип в чем-то фестиваль ограничивает, но, с другой стороны, оставляет в рамках феномена. Исключительность русских авторов, работающих на Западе, с западными технологиями, но с русским культурным базисом – этот феномен стоит того, чтобы его выделить. Кроме всего прочего, сам факт существования такого фестиваля провоцирует людей делать фильмы и вовне о себе заявлять. Ведь это очень важно и интересно, каким образом русскоговорящие люди, интегрировавшись в западные общества, создают свое искусство.

- Не значит ли это, что фестиваль будет интересен только тем, кто покинул СССР и СНГ, а также славистам, занимающимся современной русской культурой?

- Мне сейчас трудно сказать, кому он будет интересен. Группа людей, с которыми мы это дело затеяли, предполагала сориентировать фестиваль скорее не на русскую среду, а наоборот, на зрителя, родившегося на Западе.
У нас нет никакой политической задачи и никакого политического лозунга. Все задачи – эстетические, а если учитывать, что фестиваль – первый, то главная задача – заявить о себе. Я полагаю, что фестиваль будет существовать на регулярной основе и станет ежегодным.

- Поскольку уже было сказано, что фестиваль задумывался группой людей, то интересно знать, кто же эта группа единомышленников, борцов за светлое кинематографическое будущее?

- Мои партнеры по этому кинематографическому делу – Алина Лукашевич, кинематографист и художник, живущая в Нью-Йорке (в первый день фестиваля Алина покажет три экспериментальных фильма, по 7-8 минут каждый, о Константине Кузьминском, Эрнсте Неизвестном и Вагриче Бахчаняне), и Екатерина Бочивар, она же Марчик, она же Мороз. У нее три фамилии.

- В конце концов, их можно писать через дефис. Есть же актриса Маша Бородино-Ватерлоо-Аустерлиц.

- Главное, что имя у нее единственное – Екатерина. Она художник, инициативный человек. Обе девушки заслуживают самых высоких похвал.

- Насколько я понимаю, именно вы, триумвиратом, и отбирали фильмы для фестиваля. Кроме этнического и географического принципов, каковы были ваши критерии?

- Есть основной технический критерий: все фильмы должны быть с английскими субтитрами. Также фильм должен быть актуальным, то есть тематика должна быть созвучна моменту и среде, в которых мы проживаем.

- Мог бы на этот фестиваль попасть фильм о, допустим, культурной жизни города Тулы, снятый режиссером, приехавшим погостить в Филадельфию?

- Нет, не мог бы. Если бы человек приехал из Тулы и снял жизнь в Филадельфии, то он попал бы на наш фестиваль.

- И, возможно, получил бы приз. Кстати, каковы призы?

- На первом фестивале мы не можем себе этого позволить, если речь идет о денежном призе. И так большие расходы: по аренде помещения, оплате программок и т.д. Деньги поступили на подготовку и организацию фестиваля от частных лиц, за что огромное спасибо, но этого, конечно же, крайне мало.

- Искусство требует пожертвований и в вашем случае спонсоры появились. Им, действительно, низкий поклон, поскольку реализация идеи такого фестиваля – еще одно доказательство того, что русская община в Америке представлена не только программистами, владельцами мелких бизнесов и «мафией» (о чем особенно любит говорить пресса США), но и творческими людьми, в каком-то смысле бессеребренниками. Ведь создание короткометражных фильмов вряд ли приносит доход?

- Один из самых основных двигателей любого художника – честолюбие, и признаваться в этом можно не стесняясь. Наоборот, надо, чтобы это было понятно не только самому себе, но и людям, с которыми общаешься. Поэтому мечты о престижных наградах хочется увидеть реализованными и верится, что наш фестиваль для кого-то станет ступенькой в достижении цели. Идея фестиваля родилась из простой мысли: «Если я не создам площадку для показа собственных фильмов, то кто же это за меня сделает?»

- Все это очень напоминает ситуацию середины 80-х годов в российском параллельном кино. Я прекрасно знал московских режиссеров Игоря и Глеба Алейниковых, мне были интересны фильмы питербуржца Юфита… Потенциал в это движение был заложен большой. Они сами издавали журнал «Синема-фантом», организовывали фестивали (в 1988 году в таком фестивале принимал участие в качестве гостя Вим Вендерс), в Соловьевской «Ассе» были использованы фрагменты из этих фильмов, но результат сегодня не более, чем исторический. Да, такие-то были, да, чего-то там делали.

- Я думаю, что если не ставить себе больших задач, то не нужно и браться. Я полон энтузиазма и веры в то, что фестиваль не только состоится, но и обречен на большое будущее.

- Мы могли бы подробно поговорить о тех фильмах, которые будут показаны на фестивале, только есть подозрение, что для этого в журнале вряд ли хватит места. Давай остановимся на твоем фильме. Сколько фильмов ты снял до него?

- Первый мой кинопроект был с Чарли Штайнером. Он снимал экспериментальный фильм по чеховскому «Вишневому саду». Я работал в этом фильме главным художником. Затем Чарли принимал участие уже в моем собственном фильме «Нью-Йорк тусовка» – о культурной среде «русскоговорящего» Нью-Йорка. Мы сняли огромное количество материала – около 60 часов, посещая выставки, культурные мероприятия начала 90-х. А после этого я был одним из участников моего же проекта Friends My Ass, в котором были представлены работы семи режиссеров. Фильм 44 минутный, он включает в себя семь портретов русских молодых людей разных профессий. В этом фильме есть мой сегмент. Уже было два показа этого фильма и я был поражен реакцией: зрители после первого показа апплодировали минут десять. Можете себе представить!
Фильм же, который будет показан на нашем фестивале, я делаю вместе со Славой Солгаником. Этот фильм о художнике Максиме Вохмине. Как же мне его охарактеризовать? Вохмин – буквально культовая фигура в русской иммиграции последних лет десяти. Он закончил Суриковскую школу и, как сказала о нем художница Юлия Беломлинская, это человек, который может без всякой подготовки нарисовать бегущего пожарника. Но это только одна сторона, профессиональная. Максим еще известен как фантастический счастливчик: наркотики и алкоголь приводили его к ситуациям, в которых другой человек бы и не выжил. Так, он выпал из окна своей квартиры (четвертый этаж!), разбился, у него в четырех местах был переломан позвоночник, но, по счастью, американская медицина сделала чудо и он не только выжил, но и вернулся в физически нормальную форму. Вернулся он и в тот же самый режим жизни: наркотики, алкоголь… И несколько лет тому назад попал в кому, употребив героин с коньяком. Больше десяти дней он провел в коме, вернулся к жизни с потерей памяти и сейчас живет на улице.
О нем заботились и его друзья, и его бывшая жена, пытались найти ему работу, но все безрезультатно. И фильм 20 Cans of Beef Chunky Soup – об этой судьбе, о человеке, который проживает свою жизнь как приключение, в определенной мере гордясь тем, как он жил и живет. Нынешнее пребывание на улице лишь наполняет его энтузиазмом и энергией. Это такой странный симбиоз буддизма на почве частично потерянной памяти и героики оптимизма. Он проживает материальную (в прямом, а не в смысле накапливания вещей) жизнь, сиюминутную, наполненную мгновенными удовольствиями. И, как следствие, другая сторона этой медали – наполненную болями и физическими недугами.

- Прямо, классическая история наркомана, именно в духе советской модели отрицательного героя: наркотики, социальная опущенность, болезни и одинокая старость, до которой еще бы дожить.

- Эта модель работает и на Западе.

- И какие же выводы я, как зритель, должен сделать, просмотрев этот фильм. Пожарником быть хорошо, а наркоманом – плохо?

- Мы живем в мире, где понятия греха, порока, вины очень существенны. И если оценивать Максима с этих позиций, то он грешен и порочен. Но здесь возникает парадокс: с моей стороны, я протягиваю Максиму руку, показывая, что он не выброшенный из общества человек, мы реально интересуемся его жизнью. Но человек он крайностей, до которых не у многих хватит смелости или сумасшествия дойти. И зрителю я предлагаю посмотреть, как живет человек, выброшенный за границы общества своим же собственным выбором. А уже зрителю делать вывод, как мы, живущие с этими людьми параллельно, должны к ним относиться. При этом надо не забывать, что «путь Максима» – крайность знакомой каждому из нас жажды получения удовольствий.

- Я вспоминаю фильм об Аллене Гинзбурге. Поколение битников подняло ту же тему: мы не хотим ваших (родительских, общепринятых) ценностей, мы хотим секса и кайфа. Нельзя сказать, чтобы их опыт был удачным – «иных уж нет, а те – далече».

- Я думаю, что нас формируют как раз наши неудачи. Лично для меня актуально рассмотреть на опыте Максима, что произошло с ним и что могло бы произойти со мной, пойди я в этом направлении. Для меня это очень близко: мы с Максимом одного года и месяца рождения, приехали в США, примерно, в одно и то же время, оба – визуальные художники. То есть, это в каком-то смысле и мой самоанализ.

- Очевидно, к этой фразе могут присоединиться и другие участники фестиваля, чьи работы – то же самопознание, попытка увидеть себя в новых условиях, в западном интерьере.

- Я согласен с этим, ведь доминируют на фестивале документальные фильмы. И фильм Алины Лукашевич, и Андрея Загданского (часовой) о художнике Василии Сытникове, Михаила Чернышева, ставящего документальные фильмы о параллельных идеологиях (к примеру, между фашизмом и конструктивизмом) – все это работы, конечно же, о взгляде на мир тех, кто живет на Западе и не забывает о русской культуре. Вероятно, о том же и работы Димы Певзнера, ставящего очень специфические, экспериментальные фильмы; а в жанре игрового кино - работы Димы Родина. На фестивале будут представлены и аниматоры – Алексей Будовский, Сергей Анисков, Мирек Нисенбаум. С Миреком произошла интересная история. Он сделал фильм на музыку покойного Астора Пьяцоллы, аккордиониста, и сейчас фонд Пьяцоллы пригласил Мирека на более крупный проект.
Представленные на фестивале работы Мартина Дуборова и Анны Франц относят нас к опыту замечательного мастера, аниматора Юрия Норштейна. Но я не хочу обо всем этом подробно рассказывать – лучше, как говорится, один раз увидеть.


Побеседовал Геннадий Кацов
Теленеделя, 16-22 декабря 2002 года