Рапорт издателю

Ув. Александр Мартович!
Посылаю Вам этот мой рапорт. И все. И гори оно все огнем. И ни дна ему, ни покрышки, поскольку вряд ли мое читательское мнение хоть на толику кого заинтересует, да и Вас в том числе.
Никого в наше стопроцентно-потерянное время не привлекают читательские наблюдения, хотя кому, спрашивается, как не Вам, издателю, пристало задаться труднейшим из литературоведческих вопросов: для кого пишут нынешние поэты, прозаики, драматурги?
Этот, скорее философический вопрос является, на мой взгляд, первостатейным, так как за ним уже чередой толкутся интимный "как?", путеводный "зачем?", трепетный "о чем?", настырный "почем?" и зеленый "сколько?". Понятно насколько неинтеллигентно после программных экзекуций тов. Жданова и сотоварищи задаваться в русской литературе вопросом: для кого? Учитывая литературоведческую традицию «совьетик» последних шести десятилетий, классическое "для кого пишем?" воспринимается более идеологической разборкой, нежели посылом к интеллектуальному междусобойчику. И все же.
И все же, Александр Максович? Никакой я не литературовед, критик (...хотел было написать "совсем худой", однако какой же я худой при моей комплекции), а потому, будучи в известном смысле человеком интеллектуальных свойств и при этом малоинтеллигентным (интеллигент во втором поколении), я позволю себе поставить вопрос "для кого пишем?", как первоосновной в настоящем моем рапорте.

РАПОРТ.
Ув. Алексей Максович! Что Вам читатель? Что Вам читательское бледное томление перед еще нераскрытым, типографскими ароматами настоенным журналом; что Вам восторженное нетерпение мое перед аккуратными литерами свежайшей страницы и последующее, взахлеб, чтение, вчитывание, вычитание собственного тела из стремительно тормознувшего тока Времени? Так имею ли я, после всего сказанного, право хоть на гран внимания, право быть выслушанным, по крайней мере, сочувственно и снисходительно?
Спасибо. Спасибо Вам за понимание и чуткое отношение к читательской мелкой нужде. Премного благодарен.

РАПОРТ.
Ув. Александр Меркулович! Итак, хочу спросить: кого опять хороним? И в каком из качеств? Постараюсь без свойственных для жанра современной рапортички демагогий внятно пояснить, о чем это я и к чему собственно. Ув. Александр Меркулович! 20 век отменил, как Вам известно, Бога, Гения, Потустороннее, Предсознательное... Возвращаясь к предмету настоящего рапорта - литературе, в реестр "отмененных" добавлю еще одну похоронку - на имя Читателя. Ни в коем случае я не имею ввиду, что Читатель в известной цепочке Писатель - Сообщение (произведение) - Читатель в наше время отсутствует.
На читателей-то вся и ставка. Заметьте: НА ЧИТАТЕЛЕЙ! И если критик - это читатель элитарный, на него работает весь аппарат писательского геростратова комплекса, то читатели в массе - это местоприложение большинства актуальных сегодняшних эстетик. Индивидуальный Читатель (не-критик) вряд ли кого в настоящей ситуации интересует. И рассматривать его следует, скорее, как жертву, принесенную во имя языческих богов, перечисление которых - бессмысленный труд в эпоху бессистемного литературоведения (можно начать: трансавангард, постмодернизм, некрореализм, и пусть желающие продолжат).
Ув. Александр Миронович! Испытывая непреодолимое желание пояснить, что же я имел в виду, перехожу, наконец, к существу моего рапорта.

РАПОРТ.
Ув. Александр Миронович! Из трех видов мышления - образное, мифологическое и символическое - более всего задействовано в искусстве образное. "Создан художественный образ или нет - вот в чем вопрос?" - такова, очевидно, на протяжении последних столетий стратегия искусства. С этой позиции стиль, сюжет, визуальный ряд текста - бижутерия (но важнейшая) к значимым образам, атрибутика артефактов.
Причем, сколько искусство ни старайся, доминанта образности подавляет и мифологическое, и символическое. Джойс, Кафка, Т.Манн создали прежде всего художественные образы (Уллиса и Дублина, К. и Замка, Иосифа и его братьев), возродив миф и предлагая его как основу. Так ватин идет на подкладку, являясь глубинной, сопрягаемой с телом-и-духом основой пальто, но произведением портного является верх, с модным оформлением бортов, рядов пуговиц, фасоном воротника, т.е. теми созданными образами, которые подразумевают отклик в душах прочих платьеносителей.
Несколько иная история с "Серебряным веком". В эпоху повального увлечения оккультизмом символисты в качестве образного ряда выводили символический. Т.е. предполагалось, что архаические и библейские символы будут производить впечатление, не уступающее по силе впечатлению от фантазийных образов. Не знаю, как насчет современных символистам читателей, но в наше время читабельны не столько сами стихи, сколько непременный раздел "Примечания" (глоссарий) в конце сборников. Конечно, взгляд этот на символизм расфокусирован, оттого и приблизителен, однако виной всему -патологическое, реальное настоящее.
Отчего, собственно, ув.Александр Маресьевич, Образ? Скорее всего, оттого Образ, что на него рассчитан инструментарий читательского восприятия. И понятие качественности, уровня произведения связано с тем, насколько образ удачен. На этом основано интуитивное определение вербальной вещи: либо произведение искусства, либо нет.
Третьего не дано. Дано четвертое: не только Образ способен впечатлить читателя. Другой вопрос, идет ли в этом случае речь об искусстве.
РАПОРТ.
Ув. Александр Мересьевич! Нравится нам это или нет, но мифологический и символический виды мышления имеют большее касательство к магии, нежели к искусству. И рассчитаны они не столько на понятийное, индивидуальное сознание, сколько на родовое. Иначе говоря, уже и не на сознание вовсе, а на коллективное бессознательное, когда логосом еще и не пахло, а дымчатый запах обжариваемой над костром туши жертвопринесенного животного раздражал ноздри, отовсюду сыпались звуки тамтамов и одинокие камлания шамана прекращали коллективные радения, после чего шаман выходил на пронзительный фальцет, делал паузу, бил в бубен - и приплясывая кругами вокруг костра, исчезая в мельтешений огненных бликов, заговаривал Природу с леденящим сердца скрежетом:

Пня, убей меня
Нах, не тронь моих
Брат, ее квадрат
Бруз, гипотенуз
(Ры Никонова, па де катет)

Ув. Александр Марсович! Знакомы ли Вам такие тексты? Их магические интонации "бабала-мамала-бумс", эта абракадабра из глухих выкриков и схожих с речью племенных заклинаний злых духов?
Узрев подобный текст на поле книжной страницы, неволько переводишь писателя в разряд медиумов. Но каково читателю, чей разум, не найдя в тексте подтверждения собственной разумности, переживает серьезную психическую травму?
Конечно, понятийность - лишь один из критериев оценки текста. Однако стремление современных писателей сказать свое "дыр бул щыр" в искусстве конца XX века - это уже не столько продолжение традиции Зауми, сколько (в изменившейся за почти истекший век ситуации) желание влиять на современный литературный контекст.

РАПОРТ.
Ув. Александр Мансович! Средства, которые пользуют Вестники Новой Литературы, можно разбить на две категории.
а/ акционизм - проведение акций по определенному сценарию (Коллективные Действия, Мухоморы), читка собственных произведений, весьма скучных для читательского глаза (выступления Рубинштейна, Вс.Некрасова, рефрен "Анна! Анна!" в периоды актерского чтения Дм. Ал. Приговым одноименного произведения), концертная и общественная деятельность (вокально-инструментальная группа "Среднерусская возвышенность", где от музыкантов не требовалось владения музыкальными инструментами, а текст был нарочито ни о чем; дуэт "Квас заказан" поэтов Гуголева и Туркина; расклейка Дм. Ал. Приговым собственных текстов на столбах и заборах). В обозначенных выше случаях артефакт, как литературное произведение, уступает место эстетическому поведению. Текст, как законченный вербальный акт, становится одной из составляющих концертной программы. И если речь идет о произведении искусства, то определения "литературное произведение" явно недостаточно.

б/ магия - знанiе и употребленiе на дълъ тайных сил природы, невещественных... Предполагая в дълахъ этихъ связи человека с духовнымъ миромъ, различаютъ белую и черную магiю; последняя есть чернокнижiе, чародъйство, волховство, колдовство, волшебство... (Вл. Даль, Толковый словарь).

Магия - это и "эники-беники-ели-вареники",

и

"молочное видо будем учитывать как необходимые белила.
Гнилое видо - коричневый творог.
Мокрое видо - плесень подзалупная."
(Вл. Сорокин, Кисет)

и

Вообще конечно
наверно верно
тоже верно
конечно
не очень точно
но ничево
ничево
насколько скоро
насколько скользко
не так-тo просто
как это ни странно
почти что чисто
довольно вольно
немножко можно
немножко больше
того что можно
может
еще немножко
и сколько можно
что ж тут можно
сказать
(Вс. Некрасов, Стихи)

Способны ли такие тексты вводить в транс? Еще бы.
В конце концов, рассматривая их вне социально-политической обертки и исторического времени написания (ведь уже сегодня - абберация памяти, неактуальность в идеологическом смысле, а лет через десять-двадцать?), трудно избавиться от мысли, что ничего, кроме магических тавтологемм, абсурдных сочетаний и фонетического давления в таких текстах не найти. Читателя и слушателя заговаривают, вычеркивают из реальности, различными методиками отключая сознательный, понятийный план.
Ув. Александр Михайлович! Производят ли на Вас подобные тексты впечатление? Возможно. И здесь стыкуются искусство и магия, поскольку искусство также стремится впечатлять читателя, зрителя, слушателя. И раз цель у них одна, но векторы различны, то не проще ли оперирующую образами литературу называть произведением искусства, а оперирующие знаками и и символами тексты именовать произведениями магии?
"Новое произведение магии Владимира Сорокина", "на уровне мировых произведений магии поэмы Вс. Некрасова". Чем плохо звучит?
Социум, в котором эти произведения создавались и были во многом понятны читателю, уже сегодня принадлежит истории и историкам, но не читателю 90-х. Остаются тексты. Назовет ли их следующее поколение Литературой? Произведениями искусства или Произведениями магии?

РАПОРТ.
Ув. Александр Михайлович! Адресатом магии является коллективное бессознательное. В идеале магия аппелирует к пустоте, ставя рассудок в тупик, выстраивая уже сложившиеся социо-культурные связи и символы в алогичной (не парадоксальной) фактуре абсурда. Парадигма подобных взаимоотношений Маг - Пустота уже была рассмотрена в литературе. Поэтому лишь повторюсь.
В притче-исследовании "Как строилась китайская стена" Ф.Кафка пробует доказать, что Великая Китайская стена строилась не ради обороны, защиты от северных кочевников. Стройка велась фрагментарно, из поколения в поколение, отдельными сдвоенными блоками по 500 метров. И если для работника важно было окончить строительство блока, логически завершить начатое, то "в дальних, укрытых покоях императорского дворца мудрые зодчие стены думали о "пустоте" межстенных проемов". Ради пустоты, по Кафке, и строилась Китайская стена.
Понятно, что тема пустоты перекликается с темой Котлована у А. Платонова. Гигантизм Великой Китайской стены и гигантизм Котлована; стройка, которая никогда не кончится, ибо пустота никогда не должна быть заполнена. Образы, наполняющие пустоту, бессмысленны, ибо бесформены, т.к. не способны насытить Форму - гигантское полое пространство. "Котлован" - это пространство телесного преображения, в котором всякое отдельное тело ради объединения с другими телами стремится распасться (курсив мой, Г.К.: в данном случае – распасться синтаксически, семантически, логически); насколько долго оно и другие тела могут тратить свою жизненную энергию ради этого противоприродного слияния, насколько долго их кровавым кумиром будет пустота." (В.Подорога, Евнух души)
Стоит ли оценивать произведения магии по критериям произведений искусства? Это все равно, как пытаться определить поп-арт, не покидая оценочных установок постимпрессионизма. Собственно, и сами Маги не во всех случаях претендуют на роль Художников: Сорокин категорически отрицает себя, как писателя. Так ведь и читателя нет.

РАПОРТ.
Ув. Александр! Раз хоронить - так хоронить! И здесь придется указать на обидный момент. Всякое светское погребение не только печально, но и, если посмотреть на него беспристрастно со стороны, весьма сложная процедура. Обычно родственники плохо знают, что делать с покойничком, куда нести гроб, где его ставить, как укладывать в могилу и когда произносить поминальную речь. Поэтому существуют люди в креповых повязках, которые знают.
Раз зашла речь о том, что писатели, обращаясь к Пустоте (в идеале), к Коллективному Бессознательному (в нещадящем режиме), отдали всякого конкретного читателя в жертву, то как будем этого самого читателя теперь хоронить?
Проблема настоящего: мы не знаем, как хоронить? Нет знания погребального этикета, банального инструментария похоронного ритуала, не заготовлены критико-литературоведческие речи. Никто не знает, куда поставить безутешных близких покойника. В отличие от цивилизованного Запада, где традиция похорон всякого читательского поколения обдумана до мелочей, читателю современной русской литературы надеяться на нормальное погребение нечего.
А коль читатель не похоронен, то на него по-прежнему ставка. Адресуясь к читательской массе, писатели-маги по-прежнему претендуют на то место, которое в обществе занимает писатель-художник. Отсюда, по-моему, неразбериха в пространстве писательского цеха, и неверная самооценка писательских достижений, и попытка влиять на контекст, к которому уже НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ, и попытка занять "место под солнцем" в стиле традиционной для советской литературы сутолоки (хотя отмежевание от советской литературы - непременная маркировка всякого "иста" 90-х).
Появление в произведениях литературного искусства атрибутов магии, явление современных произведений магии в ряду атрибутов общезначимой культуры - знаки нормального, саморазвивающегося процесса. Здесь нет оценочных критериев, типа лучше-хуже. Просто к произведениям магии литературный читатель непосредственного отношения уже не имеет. По какой-то несуразной аналогии его все никак не предадут земле, словно экс-советский читатель роковым образом вторит судьбе забальзамированного Вождя, труп которого десятилетиями ожидает положенной человеку могилы.

РАПОРТ.
Уважаемый! Футуристы поигрались со словом - и ушли. Ничевоки поволындались со смыслом - где они теперь? Обэриуты покуражились над смыслом и словом - ищи их свищи теперь.
Для кого пишут современные художники слова, олимпийцы пера, чемпионы стиля? Не для меня. Я, как конкретный читатель, в настоящем рапорте указываю на полную бессмысленность хрестоматийных взаимоотношений: писатель (как бы) есть, читателя нет.
И давно меня нет. И писателя нет. И вряд ли пока мы понадобимся.
А раз нет, так и Вы мне, ув. Алексей Маркович, не нужны вместе со своими писателями, раз все они такие пидарасы, как верно заметил Никита Сергеевич, и пидарасы раз все они писатели такие и я им не нужен, ув. Ал.Маркович, да и сам Вы пидарас со своими писаками вместе, и пидарас Вы редкостный, ув. Маркович, пидарас Вы еще тот, уважаемый, пидарас Вы еще какой, ув. Маркович, пидарас Вы, Маркович, еще сякой, понял, вот Вы пидарас какой, понял, пидарас Вы сякой-такой, понятно, и вот Вам, пидарасу, Маркович, понял? Вот такое, вот так вот.

С уважением, искренне предан, ваш всегда.


Геннадий Кацов
1993 год