И ты, Капернаум...

Жена Вера заявляется без десяти семь.
- И чего ты брал отгул? – спрашивает она якобы без подозрения.
- Для целей нужных, - отвечаю неконкретно, поскольку спрашивают якобы без подозрения.
- В универсаме давали импорт капиталистический, бюстгальтеры черные с косточками, - говорит Вера в оконное стекло. - Можно было постоять, но столько очереди, - гонит Вера мыслей ветер.
Здесь же заявляется участковый, который проверяет весь участок на самогонные аппараты.
- У вас васогона не гонят, - отдает он честь с порога, а погоны на участковом новенькие, за плечом алебарда, хромовые охотничьи сапоги до самых яичек. - Дождь льет сегодня, дождедень, все слиплось, - принюхивается участковый вокруг квартиры. - Разрешите проверить без ордера, - проходит участковый в прохожую, а из-под его плаща выскакивают карлики, все в плащах и ушанках, а из-под плащей карликов выпрыгивают обученные к самогону собаки и процеживают запах влажными ноздрями.
Карлики сотнями разбегаются внутрь квартиры.
- Без скандалов жить, - сидит участковый на кухне и кушает чай с карамелькой: спускает карамеликов в кипяток, после откусывает и дует на ошпаренные пальцы. - Злых помыслов не иметь, непотребства не чинить, чтить родителей, - мямлит участковый, пока карамелики-сержанты ищут разбежавшихся по квартире собак. - Без завистливого ока во что бы то ни стало, без лихоимства совершенно, - пальцы участкового вечно лиловые от кипятка, - не собираться больше положенного, гниды вы вонючие, - прекращает участковый с карамелькой и переходит к следующей.
- Не собираемся собираться, - убеждает его Вера.
- Вот-вот, и не посягай, - с плаща участкового стекает вода, образуя мутную лужу. - Не самогон? - интересуется участковый и мочит руку, тут же обсасывая тощую ладонь. - Так ведь самогон! - радуется участковый, а острый кадык бегает по его худому горлу.
- Не-а, - говорю я. - Это с вашего же плаща и нацедилось. - Без хуления мне, - показывает кулаком участковый. - Лужа-то ваша?
- Лужа у нас, - сразу ловится Вера. И странно трудно представить, чем все предстоит кончиться. В это время карлик дергает участкового за карамельку. Показывает ксерокопию одной книги, потом еще одной и сразу еще триста девятьсот пятнадцати.
- Видите, - говорит участковый, как бы приглашая всех совместно расстроиться. - Сейчас составим акт и упечем вас за все, исключая самогоноварение.
- Вы, несомненно, - ведет речь участковый, пока составляет акт и описывает опись имущества, - знаете, в кратцах, политицкую, как выражаются, остановку. Рекционные силы, включая всякое отрепье, и так далее, и тому подобного нагнетают вооружение, о чем ежедневно мы узнаем по печатям. Как говорится, я говорю о том, что кажный визит посещения, к примеру, Вильяма Бранда или Робина Рэгана ещё не значит оздоровления, что называется, межнародного климата. Консервные силы агрессии сильны и какой президент у них ни будь выбрат, сильны будут и завтра. Оттого и у нас, и в ГэДээРе, и везде приложено много усиленного труда, чтоб оказать позор товарищам, которые пьянствуют. Сейчас нельзя терять ни минуты простоя, а хорошими мастерами своего дела показывать себя на рабочем месте. Заканчивая на этом межнародную остановку, соопчаю вам о недопустимости нахождения запрещенной печати частными лицами и уголовной наказания за использование самогона в целях личной наживы.
Окружающее выпукло расплылось перед глазами. Лужа разбухла, пересекла ватерлинию вдоль крышки стола и целенаправленно поползла от пола к потолку. Все вытянулось, обратилось тоньше спичечного пламени, исчезло.

Подводный мир простаивал в розовом и бирюзовом. Странно было представлять, что в этом мерном безразличии плывет где-то тигровая акула, на которую мы столько суток охотимся. Чутье подговаривало, что тигровая акула, в свое время напугавшая самого Хейердала, уже приблизительно рядом и следует быть настороже.
- Будь настороже, - показал я Славику жестами и ушел под скалу слева.
Царство Ущелья раскрылось во всем невиданном величии. Сверху еще воде слой за слоем удавалось размывать свет и райское облако зеленоватого свода далеко колыхалось надо мной. Снизу же пугала бесконечная пропасть. Она лишь изредка подмигивала бронзовой рыбкой да срочно выбеленным ребром камня. Как новогоднюю елку, цвета сопровождали повсюду многосложную тишину и райскими бликами наряжали глубокие клубни водорослей.
Тигровой акулы не было. Я опустился еще ниже, подозревая, что она появится с минуты на минуту. Скалы нависали с обеих сторон насупленными стражами и рукавами-рыбами все норовили ухватить меня и Славика: то ли гладить, то ли пытать. Вот справа нагло дернули за ногу, страшно потянули за ногу еще раз - и холодная пропасть пастью распахнулась стремительно так, что я едва успел обернуться, решительно способный дать отпор.
Славик плыл за мной и, схватив меня за пятку, показывал жестами: "Будь настороже!"
- Мудак ты! - ответил я ему жестами, чуть не задыхаясь от злобы. - Кретин тупорылый!
Славик справедливо не обиделся.
Тигровой акулы не было. Мы уходили все глубже в мрачные подводные течения, опускались в плотную тьму и на скользский луч наших фонарей возбуждались электрические скаты и зеленоватые фосфором глубинные чудища. Все выглядело не по-земному чужим, каким-то заговором против меня и Славика. От звона в ушах ломило челюсть.
Если бы не этот корабль, вспомнить путешествие было бы невыносимо.
Мы рассмотрели его сразу целиком. Корабль выплыл на нас разом, вылущился из кожуры смятой течением воды и осел грузно в бархате донного ила. Горели бортовые огни, многоцветно пробивали глубину фонари иллюминации. Внутри все помещения и каюты были освещены, словно зазывая нас посетить праздничный этот дом.
- Ни фига себе! - подумал я и отчего-то подумал, что Славик подумал тоже самое.
Обшивка корабля оказалась деревянной. Сразу пришло на память, что в наше время такие огромные корабли из дерева не строят. Мы обогнули оба борта, оглядели ростральную фигуру в виде демонической богини чьей-нибудь и смело решили со Славиком посетить вовнутрь.
Надстройка была двухъярусной, три высоких мачты излишне лоснились от обильного света и паруса были туго натянуты, словно шел корабль с попутным ветром надо всеми стихиями лихо.
Сквозь иллюминаторы мы разглядели каюты. Сказочно инкрустированная мебель, наличники из позолоты, обитые кожей двери и аристократические столы с серебряными подсвечниками: свечи невозможно оказались в работе и яркий свет шел от них, никак ни от чего другого.
Первая же дверь подалась сразу. Сняв с предохранителя ружья, мы с предосторожностями проплыли узкий коридор и, отталкиваясь руками от стенок, направились к внутреннему трапу. Крутой и короткий пролет выходил к капитанскому мостику.
Мелкого роста капитан стоял рядом с матросом у штурвала, строго высматривая курс сквозь лобовое стекло. Мы онемели.
- Ганс, - обратился капитан к рыжеволосому штурману, которого мы поначалу не заметили (у капитана голос был прокуреный и без симпатий). - Отведи их в каюту, - не глядя на нас, приказал капитан.
Ганс рукой указал на выход. Втроем мы отправились тем же путем, каким попали на капитанский мостик.
- Это кают-компания… А здесь - бальный зал, - заметно волнуясь, невесело представлял нам Ганс закрытые двери, - каюта помощника капитана, каюта второго штурмана.
Ганс плыл довольно быстрою. Мы едва за ним поспевали.
- Вот, - ткнул Ганс пальцем и дверь раскрылась. - Это для вас, - проговорил Ганс и резко оттолкнувшись от пола, взмыл в открытый люк прямиком на второй ярус.
В каюте горели несколько свечей единовременно. Они отражались в трех зеркалах, выставленных по стенам каюты, оттого казалось, что вода буквально искрится светом. Каминные часы стояли в углу, но стрелки двигались по циферблату вызывающе странно: длинная минутная скучала обычным ходом, а вот толстая часовая вращалась ей навстречу противоположно, сводя всякое время к нулю.