МИФЫ НЬЮ-ЙОРКА: История с географией.

Часть семнадцатая. Накануне Революции

При всем при том, что Trinity Church являлась самым крупным землевладельцем в Нью-Йорке, ни одна из религий не стала главенствующей. Попытка в конце 17 века обозначить единственно официальной для всей колонии англиканскую церковь, не увенчалась успехом: англиканизм занимал умы не более, чем 10% населения. Ни одна из церквей не была признана доминирующей. Влияние голландской реформистской церкви было все еще велико, поскольку голландцы составляли не менее половины жителей Нью-Йорка, но, в то же время, серьезное положение в городе занимали и пресвитерианская церковь (особенно чтили ее иммигранты из Новой Англии), и церковь французских гугенотов, прибывших в Нью-Йорк во время французской резни в конце 17 века, как беженцы. Не стоит забывать, что в 17 столетии в Нью-Йорке, вполне по-домашнему себя чувствовали квакеры, анабаптисты, евреи и даже католики - религиозно-обрядовые встречи этих групп происходили в частных домах, но влияние их на городской религиозный фон было неизменно высоким.
Понятно, что при таком разнообразии вкусов возникал вполне естественный спрос на различные товары и предметы обихода. Между 1720 и 1750 годами оборот по импорту с Лондоном увеличился в три раза и в два раза по экспорту. К 1760 году Нью-Йорк становится индустриальным центром и крупнейшим портом. Первая судоверфь был построена в 1720 году Уильямом Уолтоном, после чего судостроительная промышленность (по масштабам того времени) стала развиваться настолько бурными темпами, что к 19 веку Нью-Йорк становится основным производителем судов торгового флота. В 1750-х Британия, успешно воюющая с Францией, делает нью-йоркский порт своей военной базой, после чего у Нью-Йорка уже не было конкурентов: город занимает ведущее положение как торговый центр, судостроительный и портовый флагман на всем побережье Британской Северной Америки. Город Нью-Йорк становится одним из углов в треугольнике Нью-Йорк - Лондон -Вест Индия.
Доходы от поставок самых разных товаров Британскому военному флоту в короткий период приносят сказочное обогащение нью-йоркским торговцам и спекулянтам. Именно в их среде формируется новая городская элита. Среди них практически не было аристократов -основные позиции заняли энергичные и талантливые бизнесмены, по тогдашнему лексикону - купцы. Так, к примеру, Урия Хендрикс прибыл в Нью-Йорк в возрасте 18 лет в 1755 году. Молодой еврейский мальчик не желал ни учиться, ни жениться: он хотел торговать. Через пару лет Урия открывает небольшую лавку, а в дальнейшем использует ее как базу для ведения небольших торговых операций со спекулянтами из кругов Британского военного ведомства. На этом он зарабатывает достаточную сумму для постройки крупного бизнеса - Урия становится импортером металлов. В конце блестящей своей карьеры Урия Хендрикс был признан первым в Америке королем по продаже меди.
Не менее значительно богатели купцы и на рынке по торговле недвижимостью: начиналось все с построек на Broadway, Wall and Pearl Streets и севернее городских стен, в сельской местности. Среди торговцев недвижимостью особо отличились Роберт Мюррэй (сегодняшняя Murray Hill в Манхэттене) и Джеймс Бикман (сегодня - Beekman Place).
Мебель завозилась из Англии вместе с каминами, а одежда изготовлялась по самой последней моде Метрополии. В те годы главенствовал в одежде стиль "macaroni": короткий жакет, огромный парик, шляпа и трость с длинной ручкой в стиле Yankee Doodle. Первый каретный мастер, Джеймс Халлет, начал рекламировать кареты собственного производства в 1750 году, и экипажи заполнили манхэттенские улицы.
Представители городской элиты породнились друг с другом, вне зависимости от того, к какой нации принадлежали: голландцам, англичанам или французам. Это позволило усилить различные виды бизнесов, поскольку денежные семейные вклады становились общими. Отдельно от процесса ассимиляции существовали евреи, что не вызывало ни злобы, ни зависти - пока дел в Нью-Йорке хватало на всех.
Это прекрасное время продлилось в Нью-Йорке до последней четверти 18 века. Средний класс, состоящий из владельцев магазинов, торговцев и деловых людей всяких интересных профессий, добывал деньги отовсюду, получая прибыль с каждого вложенного в дело цента. Все пошло прахом после поражения Франции в войне с Англией и окончания Индийской войны: после 1760 года бум на нью-йоркском рынке завершился неприятной рецессией, повергшей в траур колонистов и колонисток. Отпраздновав победу, англичане подсчитали общие убытки и пришли к выводу, что поражение Франции им влетело в копеечку.
- Говорят, наши американские колонии немало заработали в этой войне? - спросил английский военный министр у министра финансов как-то раз, за послеобеденным чаем.
- Сущая правда, - ответил финансит, поправляя парик. - Их суда уже с трудом проходят Темзу.
- Не расширять же нам ее берега, -подытожил светскую беседу военный, после чего перешли к новостям и прогнозу погоды.
На следующий день в Лондоне было принято решение о срочной помощи метрополии: колония облагалась налогами, новыми пошлинными тарифами и прочей беспредельщиной.
В то же время, возникли проблемы и на собственном континенте: постоянные разборки с французской Канадой потребовали присутствия англичан - и около 10,000 солдат английской короны прибыли в Америку немедля. Штаб-квартирой английских войск был избран Нью-Йорк, а нью-йоркцам было вменено в обязанность всячески поддерживать королевские войска - и бесперебойно. В 1764 году парламент выпустил указ, по которому колонии запрещено было издавать собственные бумажные деньги. Вся деловая общественность была возмущена до предела, а торговцы недвижимостью поняли, что этот акт направлен против гражданских свобод жителей Нью-Йорка.
- Как можно продавать здание, если завтра эти деньги уже ничего не стоят? -возмущался торговец недвижимостью.
- А как продавать сюртук! - возмущался портной.
- А как продавать гульфики, возмущался владелец секс-шопа.
- Имеем вас всех в виду, - по-английски жестко отвечали из Метрополии. В 1765 году выходит в свет Stamp Act, по которому колония облагается чудовищными поборами: Нью-Йорк входит в трудные времена, более опасные, чем любой прошедший в истории города период. Но нью-йоркцы не унывали, надеясь на лучшее: приближалось смутное время Американской Революции.