Свет заполняет пространство целиком и сразу. До рассвета любые контуры едва различимы. По ним можно догадаться, что у ночи есть хищная глубина и скрытый объем, однако с первым солнечными лучами свет распадается на несколько видимых слоёв.
Он становится низом, с росистой травой, ещё разобранными конструкциями кустов, сразу распаренным асфальтом, тонущими во влажности транспортом и пешеходами, беличьими фигурками с орешками и пролетарскими муравьями на их ежедневных стройках, мелким сором и крупными предметами, вроде мусорных корзин, небольших киосков или уложенных в стопку деревянных брусков в соседнем дворе.
Свет – скорее, машинная смазка для всех предстоящих в дневное время родственных связок, кинематических связей и передвижений, чем сливочное растопленное масло, покрывшее чёрный ломоть земли.
Свет превращается ещё и в золотистую августовскую середину, в тающую на жаре бисквитную начинку из ромового крема с кусочками грецкого ореха, фундука, бабочками из варёной сгущёнки, вкраплений из шоколадных домов и вылепленных, словно настоящих, деревьев из окрашенной карамели, с привкусом апельсиновой цедры и ванили.
И свет заполняет аквамарином верхний слой, по которому плывут гигантские взбитые сливки и фигуры из заварного крема, пышнотелые и в своих метаморфозах меняющие формы. Там же застывает парящий орёл, накрывший тенью и город, и летнее утро. А дальше свет упирается в чёрный куб. Он зависает над орлом – и леденеет, застывая в потоках из чёрного хрусталя, в которых мигают крошечные, удалёные на бескрайнее дно, морские звёзды. Их мириады, они излучают другой свет, но его холод не касается ни одного из слоёв сегодняшнего утра.
Утро пройдёт, день пройдёт. С закатом всё снова исчезнет, растворится, как сливки в чёрном кофе. Растает, растечётся, как заварной крем в августовском палящем эное.
- Сейчас-то ты понимаешь, что всё, выше написаное, всё, что уже состоит из воспоминаний, впечатлений и букв-насекомых на белой поляне экрана – и есть четвёртое измерение. В нём, в отличие от обычного мира трёхмерного, ничего никогда не меняется. Всё подробно описано, зафиксировано раз и навсегда, произошло, случилось, – и ради этого, вероятно, рождены искусства. Ты только представь: четвёртое измерение и есть запись того, что происходит в трёхмерном мире. Оно питается реалиями и состоит из описаний предметов и событий: в литературе, музыке, фотографии, изображениях в красках и грифелем, в хореографии, компьютерной виртуальности. Оно нуждается в (поту)стороннем наблюдателе и его единственная, должно быть, цель – пятое измерение: прочтение кем-то записей и воскрешение их в памяти.
- Ты хочешь сказать, учитель, что запись о зное и засухе, равно как обо всех сразу египетских казнях; запись о дожде, равно как о мистическом всемирном потопе; запись о снегопаде, равно как о ледниковом периоде, который длился тысячелетиями – все это, рукотворно либо природно, записано в рассчёте на зрителя и слушателя, на его впечатления и память?
- Это и хочу сказать. Пятое измерение и есть то, что остаётся после чтения, прослушивания, просмотров. Так же пища преобразуется в энергию, в жиры, в кал, в глюкозу. Дома, какие бы игрушечные они не были, собираются в города; города получают имена – Фивы, Афины, Константинополь, Рим, Александрия; сюжеты о городах и их имена входят в книги, в симфонии, в либретто, в летописи. Их авторы становятся смыслами в слоях исторического времени.
И когда мы произносим «гомер» – герои эпоса возникают в пятом измерении, где всё сразу существует, от первой главы “Элиады” до последней главы “Одиссеи”, и действие длится во все тысячелетия одновременно. А когда мы говорим «фидий», все мыслимые скульптуры, не только из золота и слоновой кости, не только древнегреческие, не только их реплики древнеримские и последующих веков, сохранившиеся и не спасённые, – прочно стоят на своих постаментах в слоях общей памяти, в наших представлениях о них.
- И это можно удержать словами, фразами, знаками, учитель?
– Тезаурусом. Общим нашим и тех, кто сейчас нас читает, тезаурусом. Словами, которыми мы с тобой говорим. Которыми они говорят, выделяя их и поглощая, слой за слоем, как пищу. Которые в эти минуты в нашей трёхмерности уже по очереди произнесены. Они становятся четвёртым измерением и уходят, благодаря нам, в пятое.
Обрати внимание: их уже нет с нами. Они уже там, где мы ими становимся. Посмотри на эту строку, дочитай её до конца: там, где мы уже ими стали.
- Я не верю, и не могу поверить в это, учитель.
08.10.2016