«Я питаюсь энергией, которая дана мне свыше…»

С театром Бориса Эйфмана я познакомился в 1979 году. Как-то зимой я посетил Ленинград и однажды, прогуливаясь по заснеженному городу, обратил внимание на одну из афиш. Неизвестная мне балетная труппа Бориса Эйфмана предлагала потрясающую программу. Меня привлекло то, что одна из хореографических миниатюр была поставлена под музыку Рика Уэйкмана. В тот год Уэйкман уже ушел из группы Yes, записал потрясшие меня «Шесть жен короля Генриха Восьмого», «Путешествие к центру Земли», «Шесть жен короля Артура» и я никак не ожидал, что смогу посмотреть балетную постановку под его музыку.
Ожидания меня не обманули и с тех пор я - поклонник хореографии Эйфмана. Уже здесь, в Нью-Йорке я познакомился с Борисом, мягким, милым человеком, о котором вряд ли скажешь, что он может подчинить своей воле такой разноплановый и большой танцевальный коллектив. Эльдар Рязанов как-то заметил: «Режиссер должен быть тираном.» На мой вопрос: «Почему?», - Рязанов скромно произнес: «Профессия обязывает». Профессия хореографа, опять-таки, обязывает быть тираном и я не сомневаюсь, что Борис Эйфман – тиран в лучшем смысле этого «режиссерско-рязановского термина». Актеры-танцовщики, с их ярким творческим потенциалом, с нелегкими характерами и крутыми амбициями, обязаны выполнять волю хореографа, иначе театр не состоится. Судя по тому, с какой любовью смотрят на Бориса Эйфмана его воспитанники, я понимаю, что и театр, и отношения между хореографом и труппой удались. А о том, что предстоящие в Нью-Йорке гастроли также будут удачными, говорить не приходится: пятый год театр Бориса Эфмана приезжат на гастроли в США и пятый год аншлаг за аншлагом свидетельствуют о покорении этим театром Америки.
В этом году у Бориса Эйфмана сразу несколько юбилеев: 55 лет хореографу, 25 лет театру и 5 лет ежегодных гастролей в США. Учитывая предстоящие гастроли в Нью-Йорке и возможность лишний раз пообщаться с Эйфманом, я посчитал, что все это суммарно – неплохой повод для интервью «Теленеделе».

- Борис, чем обусловлен репертуар нынешних гастролей? Почему какие-то спектакли отпали в сезоне 2002 года?

- Я думаю, что это, в первую очередь, было желанием нашего продюсера. В такой юбилейный год – 25 летие нашего театра и 5-летие ежегодных гастролей в США – появилось желание показать наш репертуар как можно разнообразней. Во-первых, показать новые спектакли, что является традицией нашего театра. Каждый год мы привозим в Америку новые спектакли и в этом году мы покажем два новых. И, во-вторых, предложить ретроспективу лучших спектаклей последних лет.

- Можно ли сказать, что все спектакли были приняты американской публикой, или же были постановки, непонятые здесь, не получившие должного отклика?

- Вы знаете, я бы не мог назвать спектакли, которые были неудачны для американской публики. У меня не осталось ощущения, что что-то было непонято в моем творчестве. Просто есть какие-то ограничения во времени и в технических возможностях, поэтому были выбраны для нынешних показов спектакли, которые не были показаны в последний сезон (спектакли последнего сезона: «Русский Гамлет» и «Дон Жуан» - Г.К.), а именно «Чайковский», «Красная Жизель», «Карамазовы», будет показана последняя премьера «Дон Жуана» и два совершенно новых спектакля. Такой репертуар наиболее полно говорит о различных направлениях нашего театра: это и так называемая «психодрама», и исторические хроники в нашей интерпретации, и как бы биографические спектакли. Наши последние премьеры несут в себе светлое ощущение, ощущение радости от танца. В них есть такое счастье пребывания в театре. Я думаю, это очень удачный выбор для американских гастролей после 11 сентября, в непростое для Америки, тяжелое время. В таком спектакле, как «Пиноккио» много радости и позитива, что будет очень кстати.

- Борис, я знаю, что на 2003 год вы намечаете премьеру спектакля о Нью-Йорке, об Америке. Вы хотели взять тему Великой Американской Депрессии, но после трагедии 11 сентября пришли к выводу, что не стоит накладывать минус на минус, поскольку в США и так не весело. Несколько слов о вашем будущем спектакле?

- Я сейчас боюсь предугадывать результат моей работы и не хотел бы подробно об этом рассказывать. Могу только сказать, что это будет спектакль об, Америке, о двух русских иммигрантах, приехавших сюда в 20-е годы. Оба – классические танцовщики Мариинского театра, трудно адаптирующиеся в условиях балетной Америки того времени. Это должен быть веселый, остроумный спектакль, но, конечно, в нем есть и своя грусть, как и в жизни каждого иммигранта. Это будет история не только русской иммиграции 20-х годов, но и история американского танца начала века. Здесь я хотел бы соединить какие-то личностные мотивы с историей самого искусства танца.

- Ваши герои – реально жившие танцовщики?

- Для меня они не реальные люди, но, я думаю, очень типичные для русской иммиграции.

- Художником в предстоящем спектакле будет все тот же Слава Окунев, работавший с вами над предыдущими проектами. Интересно, вы уже обсуждали с ним, как будет показан Нью-Йорк?

- Я не могу сказать, что декорации уже готовы, но мы ищем ту модель, которая была бы универсальна. В спектакле много сцен и декоративная установка должна модифицироваться в соответствие с сюжетом той или иной сцены.

- Двадцатые годы – это еще до Эмпайр Стейт Билдинг, но уже при Бруклинском мосту.

- Да, но мы не будем иллюстрировать спектакль шедеврами архитектурного Нью-Йорка. По жанру своему это будет бродвейское шоу, но, понятно, без слов. То есть, я хочу сделать большой концерт современного танца, в котором просматривались бы элементы драматургии.
v

- Нью-Йорк вы ощущаете, как большое шоу нон-стоп?

- Нью-Йорк многолик, очень многообразен и шоу – одно из достопримечательностей нью-йоркской жизни, но я не могу сказать, что воспринимаю Нью-Йорк только как шоу. В этом огромном прекрасном городе много различных жанров.

- Почувствовали ли вы в ваш нынешний приезд, что Америка изменилась после 11 сентября?

- Я был очень мало в самом городе. Многие говорили, что сегодня это уже не тот Нью-Йорк, не та Америка… Я читал об этом, но как-то не ощутил. Видимо, прошло уже полгода и сегодня я не вижу разницы. Я еще не был на месте трагедии, но, вероятно, вера, оптимизм неистребимы, люди продолжают жить. В конечном итоге мы все умрем, но жажда жизни, жажда ежеминутного «проживания» – она неистребима. Оптимистическое мироощущение изначально заложено в человеке самой природой и это дает возможность преодолевать трагедии, опять-таки, для того, чтобы жить.

- Я знаю немало людей, которые не хотят посещать «Граунд Зеро» - забитый обломками и мусором котлован, все, что осталось от Всемирного Торгового Центра. Место трагедии, унесшей тысячи жизней, сегодня стало туристическим. Вы посетите «Граунд Зеро» в нынешний приезд?

- Думаю, что да. Может быть, я пойду только для того, чтобы еще сильнее ощутить ту жизнь, которая продолжает кипеть вокруг этого трагического места. Я так понимаю, что сегодня Нью-Йорк живет, подсознательно как бы сопротивляясь той трагедии.

- Живет по известной формуле: «Всем смертям назло!»

- Наверное. Ведь с гибелью наших близких мы не теряем веру в жизнь. И ради наших детей, ради той жизни, которая будет после нас, сегодня мы должны быть мужественны. И жить, жить, жить.

- Борис, давайте вернемся к театру, для которого тоже было необходимо немало мужества. 25 лет театру, 5 лет гастролям в США. Кстати, ведь и вам – 55 лет в этом году, опять-таки, юбилей. Представьте себе, что вы пишете в Энциклопедию искусств статью на тему «Балет Бориса Эфмана». Как бы вы в нескольких словах соединили все три юбилея воедино – вашу собственную судьбу, историю театра и ежегодные аншлаговые гастроли в США?

- Знаете, очень трудно в нескольких словах охарактеризовать ту огромную жизнь, которую я прожил как хореограф. Это были разные периоды существования – от десятилетия бескомпромиссной борьбы с той тоталитарной системой, в которой я работал и, тем не менее, сохранил театр (кстати, мужество, действительно, было необходимо) до успеха в американских гастролях. Или перестроечный этап: ощущение сначала полной свободы и, в то же время, хаоса, который вокруг существовал.
И включая последний период, я бы сказал, триумфа и мирового признания нашего театра, как самостоятельного лидера в определенном направлении мирового развития балета. Я всегда в своем творчестве стремился к тому, чтобы открыть новые возможности нашего искусства. Хореография – искусство, способное выразить глубинные человеческие эмоции, напитать людей какой-то новой энергией. И мне кажется, мне удалось создать театр, который сегодня работает для людей и необходим людям. Это очень важно, если театр становится духовной подпиткой многих тысяч людей. Я не готов это явление как-то охарактеризовать и обозначить, кто мы есть и что мы есть, но ощущение потребности в нас стало необходимостью для какой-то части населения нашей балетной планеты.
А что касается 5-ти лет гастролей… До появления в Нью-Йорке у нас была большая европейская слава, мы очень много гастролировали, но то, что мы обрели в Нью-Йорке – это какое-то особое удовлетворение, потому что сегодня Америка, как и Россия, - великая балетная держава. Здесь воспитано целое поколение балетной публики, балетных критиков, людей, которые видели ВСЕ, что сегодня происходит в балетном мире. И то, что наше искусство оказалось таким востребованным, таким близким самой разной американской публике (а ведь есть публика, которую интересуют поверхностные впечатление, но есть и те, кто разбирается в русской культуре, кто на более глубинных уровнях сопереживает постановке) – это для меня большая радость и большая ответственность. И я благодарен судьбе, что она дала мне возможность в пятый раз пережить радость общения с американской публикой.

- Не кажется ли вам, что уже можно провести параллель между Дягилевскими сезонами столетней давности и вашими ежегодными гастролями? Здесь есть и определенная периодичность, и успех, и большая пресса.

- Я не задумывался над этим, но в какой-то степени вы правы. Разница в том, что Дягилевская компания приезжала на Запад, который практически не знал русского балетного искусства, - я же приезжаю в страну, которая сегодня знает все. И поэтому условия не совсем одинаковы. Между тем вы правы: пресса, внимание зрителей, тот эмоциональный тонус, с которым принимается наше искусство – в каком-то отношении можно говорить о новой волне и новому интересу к русскому балету. То есть, в этом смысле можно сравнивать времена Дягилева и наши гастроли в США.

- Борис, мой последний вопрос: каким видом спорта вы занимаетесь? Я смотрю в ваше ежедневное расписание и удивляюсь, как вы выдерживаете такие нагрузки. Ваш рецепт?

- Я много работаю, но думаю, я питаюсь энергией, которая дана мне свыше. Никакой вид спорта, никакие витамины не заменят ту энергую, которая во мне и постоянно входит в меня божьей милостью. Нагрузки нечеловеческие, но мой организм способен очень быстро восстанавливаться. Буквально несколько часов сна – и ты можешь снова идти в балетные залы и начинать репетиции. Хотя, казалось бы, когда ты падаешь, валишься с ног, то думаешь, что никогда уже не поднимешься.И такая моя энергия, я надеюсь, - залог моего творческого долголетия, потому что жизнь вне творчества я себе не представляю.


Побеседовал Геннадий Кацов
Теленеделя, 25 - 31 марта 2002 год