Человек, любящий жизнь.

- Так арт-дилер стал коллекционером?

- Единственные работы в моей жизни, которые я для себя купил – две картины Рабина на Sotheby's, поколонником которого, кстати, я никогда не являлся. Встретил замечательный арт, и купил. Сейчас у меня около шестидесяти работ. Достаточно ценные: Целков, Рабин, Немухин, Купер, Хамдамов, Назаренко, Нестерова, Шерстюк, Межберг, которым я занимаюсь в последнее время... Хорошие работы. Однако поставить себе цель – собрать коллекцию за средства коллекционеров, просто невозможно. Если ты получил прибыль за свою профессиональную деятельность, то это твое дело, на что тратить деньги: покупать картины, либо что угодно другое. Здесь философия простая. Я всегда своим работникам говорю: относитесь к клиентам, будто это ваши родственники. Поэтому, имея несколько работ художника, я продаю, прежде всего, его лучшие работы. В отличие от ряда артдиллеров, которые начинают продавать с мало значимых картин.

- А насколько коллекционер и любитель искусства – синонимы? К примеру, фанат изобразительного искусства может поставить в рамку иллюстрацию из журнала, повесить ее на стену и любоваться годами. Он тоже коллекционер?

- В философском смысле – безусловно, синонимы. Я, будучи студентом, собирал с моими товарищами артальбомы и увлекался искусством. Мы были коллекционерами: отрывали, что называется «от сердца», деньги от покупки вина и приобретали артальбомы.
Но то, о чем мы говорим в применении к артрынку – это другое. Скорее, здесь вступают в силу возрастные проблемы (то, что Джозеф Конрад называл «теневой чертой») и финансовые возможности. Когда мужчина преодолевает определенную возрастную планку и юношеские мечты остаются в тени, а земную жизнь он «прошел до середины» и пошел дальше, в этом возрасте, особенно мужчине, полезно начать собирать арт. Эмоциально в этом случае он возвращается к 19-летнему юноше: восторг, страсть, желание, азарт – в коллекционировании все эти моменты присутствуют.
Другое дело, совпадают ли желания с возможностями. Сегодняшнее представление о коллекционере: тот, кто приобретает произведение искусства. Хотя, заинтересовавшись артом, очень быстро можно самообразоваться, то есть понять, что хочешь и что можешь, в согласии с бюджетом. Ведь коллекционирование – занятие высокобюджетное, игрушка миллионеров. В большинстве случаев, им занимаются те, кто увлечен, или со временем будет увлечен искусством и его «измами».

- Необходимо ли арт-дилеру такое увлечение? В обязательном ли порядке?

- Это часть профессии. Если мы говорим об артдилере, который пришел в профессию на всю жизнь, то он, безусловно, фанат искусства. В свое время я прочитал много книжек по этому виду бизнеса, и постарался понять, что такое Система и как это работает в Америке. Лео Кастелли, выдающийся артдилер, пишет, что в начале 1980-х в мире было всего три-четыре выдающихся коллекционеров современного искусства: владелец шоколадной империи «Штолльверк» Петер Людвиг, герцог Panza и две семьи из Нью-Йорка. Только они и покупали. Покупали дорого, им это нравилось, потому что основная мотивация коллекционера - не в инвестиционной привлекательности, не в жажде заработка. С точки зрения инвестиций это сложный рынок. Я могу сказать, что на весь «русский Нью-Йорк» мне известен только один настоящий коллекционер: Саша Лев, зубной врач, который действительно собирает по зову души. И приобретенные работы не продает. Это своего рода болезнь, страсть, вид наркомании. Оbsession.

- Когда картины становятся членами твоей семьи? Как в древнееврейской формуле родства: ты моя нога и мое мясо.

- И в этом смысле тоже. Поэтому-то я и не говорю, что я коллекционер. Держу себя на дистанции, при том, что у меня собрана интересная коллекция, достаточно ценная. Работ шестьдесят. Но это маленькое собрание. Когда я представляю, какую коллекцию хотел бы иметь, допустим, русских шестидесятников и до сего дня, то ее стоимость должна бы составлять миллионов двадцать. Вещи первого класса.

- Кстати, что есть «первый класс»? Известные примеры с выставленным в галерее «Фонтаном» Марселя Дюшана (бытовой писсуар под таким названием), c американским «Флагом» Джаспера Джонса, облезлым чучелом белой курицы Роберта Раушенберга, или классическим «Черным квадратом» и «Белым квадратом» Малевича. Как сегодня понять, что есть шедевр? Или шедевры создаются, отчасти, артдилерами, которые возбуждают интерес артрынка, затем возникает спрос, после чего коллекционеров убеждают в том, что это и есть «первый класс»?

- Если мы говорим об удачливых, талантливых арт-дилерах, которые оказались «на гребне» в лучшие, золотые для искусства второй половины ХХ века годы (1958-1968), то, к примеру, Айван Карп, который был правой рукой легендарного Кастелли и одним из отцов-основателей манхэттенского района галерей СоХо, открыл Энди Уорхолла и Роя Лихтенштейна. Я как-то брал у него интервью и допытывался, мол, как это у вас получилось?
Привиделось, внезапное озарение, божественное провидение? И на эти вопросы Карп ответа не дал.
Кстати, тот же Кастелли в сороковые годы предпринял первую попытку открыть галерею, но прогорел и закрылся. Он обжегся на этом, и этот ожег жил в нем до 1957 года, когда он вновь открыл галерею, в своей квартире.
Таких людей, как Кастелли, целеустремленных, знающих профессию и умеющих это доказать, очень мало. Они ведь не имеют дело с такими именами, как Малевич или Модильяни, которых не надо выводить на рынок; они создают художнику Имя. Артдилерство появилось именно во второй половине ХХ века, когда арт-диллер ставил на художника или группу художников, и добивался их признания.