Человек, любящий жизнь.

- То есть, доводя до логического конца, арт-дилер и создает шедевр? В большой степени, поскольку понятно, что картину создает, все-таки, художник.

- До Второй Мировой войны роль артдилера в promotion, в «создании карьеры» художника была невелика. Еще артрынка, как такового, не было. Вообще, если посмотреть на старое искусство, то оно, за исключением, может быть, Гойи, декоративно. И «Ночной дозор» декоративен, и «Рождение Венеры»... Это искусство может служить как купцу, так и прокурору. Висеть в их домах и радовать глаз.
В ХХ веке все кардинально изменилось. Во многом благодаря Фрэйду и сюрреализму на этой базе, который показал, что внешний мир (и искусство, как его отражение) – это, прежде всего, внутренние ощущения от того, что художника окружает, его переживания, впечатления (импрессионизм - от французского impression, «впечатление»). Его рефлексии и эмоции. А уже в зависимости от того, насколько впечатления различны, окружающий мир, как артефакт, может быть сконструирован, смоделирован по-разному. Индивидуально. Отсюда многочисленные «измы», возникшие в новейшей истории искусства. В них непосвященному легко потеряться. И отсюда же – манипуляторы, появившиеся в послевоенной культуре. Плоды этого мы видим в ХХI веке, когда искусство оказалось в тупике. Все, о чем говорят сегодня артдилеры: простому человеку с деньгами (а это адвокат, врач, брокер с Уолл-Стрит) современное искусство не понятно. Ему нужен посредник, медиатор.

- Он-то и производит отсев тех или иных художников на пути к покупателю. В таком случае, на этом пути легко нагреть руки шарлатанам?

- Конечно. Кстати, я лично, услышав все объяснения о «Черном квадрате» Малевича, не стесняюсь сказать, что меня это не трогает. Есть масса умных слов и пояснений, но я в таких случаях цитирую академика Мигдала, заметившего, что он не верит в того ученого, который за пять минут не сможет объяснить ребенку, какой проблемой он занимается. Едва начинаются разговоры о «горизонтальной парадигме» и «дискурсе», я сразу настораживаюсь. Все большие люди всегда говорили просто о непростых вещах. В этом также их потрясающий талант.

- То есть, одна из функций «мудрствующего лукаво» арт-дилера – запутать. Говорить сложно, выдать черное за белое («Черный квадрат» за «Белый», а «Белый» - за «Красный», который, будучи символом революции, назван Малевичем на обороте холста «Крестьянство в двух измерениях»). Проще говоря, тем самым набить цену по известной схеме: «Король-то голый!» А доверчивых клиентов, проще говоря, лохов, найти всегда можно.

- Да, и эту схему сегодня понимают многие. Но слишком большая на этом месте финансовая индустрия развилась. С этим сложно бороться.

- Сложно бороться, видимо, еще и потому, что эта структура, исходя из обозначенных вами составляющих, откровенно мафиозна.

- Никто этого и не скрывает. Лет двадцать назад в своей книжке выдающийся арт-дилер Рональд Фельдман написал, что люди, которые руководят процессом, к сожалению, невежественны по сути. Когда я беседовал с ним на этом тему, на мой вопрос: «И как вы к этому относитесь?», - Фельдман ответил: I just live with that. «Я с этим просто живу».
Вопрос заключается в том, что сегодня, переживая очень нехороший экономический кризис, мы понимаем, что его проблема была в перепродаже воздуха. И в нынешний момент, когда произошла коррелляция рынка и начинает выравниваться сток-маркет, но безработица растет, а дома не продаются, мы вступили в фазу, когда самые талантливые люди идут на Уолл-Стрит зарабатывать миллионы. И они ведут себя, по типу, после нас хоть потоп. Равно, как и промоутеры актуального искусства.
Так что всерьез сегодня говорить об искусстве – о кураторском искусстве, каковым оно нынче является, сложно. Если человек образованный, с высоким IQ, глядя в 1960-х на картину, был способен оценить ее по достоинству, то начиная с начала 1970-х арт стал предметом инвестиций. И так как этот маховик был раскручен, а число богатых людей росло в геометрической прогрессии, при этом число креативных людей в геометрической прогрессии уменьшалось, то возникла проблема дефицита. Следовательно, покупают сегодня «не художника, а у галериста», - как мне когда-то сказал Юрий Купер.
У Эрнста Неизвестного есть статья «Гений на рынке искусства». В ней говорится о том, что если в СоХо на улице лежит мешок с мусором – то это мешок с мусором. Но как только мы этот мешок затащили в галерею Лео Кастелли, то это уже объект концептуального искусства. Он стоит много денег.
Это целая индустрия. По-сути дела, если мы говорим о мировых русских именах, то есть один Илья Кабаков. Западу нужен один современный русский художник, один русский писатель (нет современных, но есть Толстой-прозаик и Чехов-драматург), один поэт (Бродский), один композитор (Чайковский). Так здесь по отношению к иностранцам устроено. Проще говоря, своих запомнить некогда. Русское же искусство похоже на музей в провинциальном городке, и жители этого городка его очень любят. Однако, это не имеет никакого отношения к тому, что происходит сегодня в мире.

- В лондонской галерее Tate, на всю стену вестибюля размещена гигантская инсталляция, на которой по десятилетиям расписан весь двадцатый артвек. Первые тридцать лет густо усыпаны именами русских художников, затем – шестидесятилетняя пропасть. И единственное имя российского художника среди мастеров Запада и Востока можно найти только в 1990-х: Илья Кабаков. Больше ни одного имени из СССР или России.

- К тридцатым годам все и закончилось. По-сути, котировались только три имени: Малевич, Шагал и Кандинский, - в одном ряду с Пикассо и Дали. Но они никогда не были типичными русскими художниками. Русских художников сегодня русские артдилеры да коллекционеры, в основном, и покупают. Мамышев-Монро, Звездочетов, Кулик и многие другие, по большому счету, вторичны. Когда Кабаков создавал русский поп-арт, он располагал его на основе существующего советского материала. И он единственный, кто смог, кто смог это сделать. Все остальные бросились рисовать «Coca Cola» с портретом Ленина, или братание русского медведя с очередным западным символом, пачки «Marlboro» с «Казбеком», и прочее. Я здесь не говорю «нравится-не нравится». Мне этим заниматься просто не интересно.
Я человек старорежимный.